Игорь Мытько - Сестрички и другие чудовища

В пятницу начальник школы вызвал к себе лейтенанта для инструктажа перед дежурством, но инструктировать не стал. Запер кабинет на несколько замков, попросил О. зажмуриться, пощёлкал какими-то механизмами и вежливо приказал:

— Всё, открывайте.

Лейтенант открыл. В руке подполковника красовалась странная медаль: стальной кружок даже без намёка на гравировку на колодке ускользающего цвета.

— Официально я про ваш подвиг ничего не знаю, — сообщил начальник школы, — поэтому и наградить не могу. Но неофициально — наслышан. Я ведь и сам начинал в подразделении 11. Так что и не наградить не могу. Поэтому…

Подполковник бережно прикрепил награду к кителю. Не слева, где носят медали, и не справа, где место для орденов, а ровно посредине. И почему-то на спине.

Они немного помолчали.

— Чувствуешь? — выдохнул начальник.

— Чувствую, — ответил лейтенант.

«…себя дураком», — мысленно закончил он.

— Я ведь эту… — начал подполковник, но тут же оборвал себя, шлёпнув ладонью по губам.

И принялся торопливо отстёгивать секретную награду.

— Ты не подумай, — сказал он лейтенанту, который уже не знал, что и думать. — Мы секретность соблюдём. Чтобы не было слухов, что тебя проглотил опасный кошмар, пустим слух, что тебя проглотил очень опасный преступник…

Подполковник на мгновение задумался.

— …с очень большим ртом.

По традиции, освящённой уставом, вместе с командиром подразделения на дежурство заступали его подчинённые.

О. обвёл взглядом подразделение 11. Особенно выделялись первокурсники. Смертельной бледностью и нервным тиком.

«Молодые, — с печальной теплотой подумал лейтенант, — необстрелянные. Обстрелять бы вас… из табельного… по ногам… Вы бы в санчасти отсиделись, а я…»

Дальнейший ход мыслей лейтенанту заранее не понравился, и в инструктаже он ограничился проверенными классическими заклинаниями:

— Чтобы ни-ни. И без этого! А то… Ясно?

Стало ли курсантам что-нибудь ясно, было непонятно. Подразделение не просто ело глазами начальство, а прямо-таки обгладывало.

«Наверное, слишком общо», — решил О.

— Чтобы после отбоя в казармах было тихо и темно, как…

«…как у Омордня в брюхе!» — чуть не сказал лейтенант.

— …как в казармах после отбоя! И никаких чтобы мне Дней первокурсника! Службу нести бдительно! Поползновения пресекать! О нарушениях докладывать! Вопросы?

Виктор громко сглотнул, намекая на желание задать вопрос.

— Курсант Виктор! — поощрил его О. — Что вы хотели?

По лицу курсанта можно было предположить, что он хочет воспеть славу могучему лейтенанту, но Виктор подавил это естественное желание и сказал:

— Не извольте беспокоиться! Мы всех предупредили! Все будут спать как убитые! И даже тише! Мы им рассказали, как вы голыми руками…

— Отставить! — О. поразился собственному голосу, который больше подошёл бы полководцу на поле боя. — Всё это сплетни! Не разрывал я никого голыми руками! И голыми ногами ни в чью печень не упирался! И харакири собственной пряжкой я ему изнутри не делал!..

«Стоп! — приказал себе лейтенант. — Это уже не сплетни. Про харакири это я только что придумал… А надо было придумать, когда в Омордне сидел. Идея-то хорошая…»

— Короче, — отрубил он, — всё это бред и совершенно секретная информация! Всем ясно?

— Так точно, ясно! — гаркнуло подразделение 11 так слаженно, что на стенах затрепетали обои.

— Вот и всё! — О. попробовал нахмуриться.

Вышло на славу. Первокурсница Диана на левом фланге даже упала в обморок, но осталась стоять смирно, поддерживаемая дрогнувшими, но не сдвинувшимися плечами товарищей.

Лейтенант устало прикрыл глаза… и чуть не подпрыгнул, услышав шёпот курсанта Виктора:

— Всё будет нормально! Мы решили День первокурсника на неделю сдвинуть! Это неправильно, конечно, полагается в первую субботу ноября, но вы же сами понимаете…

Лейтенант О. начал обход казармы через полчаса после отбоя.

«Сдвинуть они решили!» — возмущался лейтенант, проходя по пустому коридору.

«Спать они будут!» — злился лейтенант, двигаясь вдоль рядов коек, на которых слаженно, как на плацу, сопели курсанты.

«Думают, я на это поведусь!» — выходил из себя лейтенант, выходя во внутренний двор и всматриваясь в безжизненные окна казармы.

«Бдительность усыпляют», — догадался лейтенант, отчаявшись услышать хоть один подозрительный звук.

Курсанты явно готовили какую-то провокацию. И делали это умело: ни тебе вышедшего «водички попить», ни тебе смешка с дальней койки, ни тебе заснувшего дневального…

К полуночи О. окончательно измучился. Чтобы хоть как-то развеяться, он отправился на ночную улицу.

«Может, и не будет ничего, — подумал лейтенант, ёжась в прозрачной ноябрьской прохладе. — Может…»

БАМ! — ударили часы на фронтоне Высшей школы полиции.

Это удивило О. Во-первых, была не полночь и не час ночи, а 0:46, что и показывали пробившие часы. Во-вторых, часы на фронтоне ВШП не били ни в полночь, ни в час — и вообще никогда. У них просто не было механизма для произведения звука.

Лейтенант удивился бы ещё больше, если бы узнал, что в каптёрке казармы, среди штабелей и стопок брюк и маек, над пустой табуреткой сгустились зелёные нити, начавшие сшивать из пахнущего стиральным порошком воздуха чей-то образ.

Здание беззвучно дрогнуло и окуталось лёгкой зеленоватой дымкой.

«Ишь ты! — невольно восхитился лейтенант. — Какие курсанты продвинутые пошли! Прям инноваторы… Ну-ка, посмотрим, что ещё они устроили…»

И он с каким-то даже энтузиазмом устремился в казарму.

Но в казарме лейтенанта никаких инновационных сюрпризов не ждало. Тишина, безлюдье, полумрак дежурного освещения и дневальный курсант Виктор.

— Всё в порядке, дневальный? — спросил О., останавливаясь у тумбочки.

Виктор в ответ вытаращил глаза. Лейтенант поморщился:

— Ну всё, всё, хватит уже меня пугаться. Даже если бы я проглотил Омордня… то есть даже если бы Омордень проглотил меня, вас же я глотать не собираюсь.

Размер глаз дневального не изменился. Более того, центры глаз смотрели вовсе не на О., а куда-то позади него.

Лейтенант оглянулся. С трёх сторон к нему приближались три курсанта, одетые в простыни.

Замаскированы нарушители устава были по-дилетантски: намалёванные на простынях сержантские погоны, гимнастёрки (расстегнутые до пупка) и страшные рожи. Надо отдать должное — намалёвано было мастерски. В неверном свете дежурного освещения рожи казались почти живыми.

«Надо будет потом найти художника и поощрить… ударным трудом, — подумал лейтенант, — а то в школе наглядную агитацию давно не обновляли».

— Та-а-ак, — сказал он, помахивая ключами, — какая рота?