Терри Пратчетт - 01 Ведьмы. Творцы заклинаний

Матушка покоилась на кровати, и ее сложенные крест-накрест руки были прижаты к груди. Крошечное окошко распахнул ветер, и весь пол и всю кровать усеял мелкий снег.

Эск уставилась на лоскутное одеяло, на котором лежала женщина. Иногда какая-то незначительная деталь может разрастись и заполнить собой весь мир. Девочка почти не слышала плач Церна: она вспоминала, как две зимы назад, когда выпало почти столько же снега и в кузнице было мало дел, ее отец шил это одеяло, как он использовал лоскуты самых разнообразных тканей, попавших в Дурной Зад со всех концов света, – шелка, кожи оборотня, бумажного хлопка и шерсти турги. Поскольку шить он не умел, получилась довольно странная комковатая лепешка, больше похожая на плоскую черепаху, чем на одеяло, и мать Эск великодушно решила подарить это творение матушке на свячельник…

– Она умерла? – спросил Гальта, будто Эск была экспертом в подобных делах.

Эск уставилась на матушку Ветровоск. Лицо старухи выглядело худым и серым. Мертвые что, так и выглядят? Разве ее грудная клетка не должна подниматься и опускаться? Гальта взял себя в руки.

– Нам нужно привести кого-нибудь, и идти надо сейчас, потому что скоро станет темно, – решительно заявил он. – Но Церн останется здесь.

Брат с ужасом посмотрел на него.

– Зачем?

– С мертвыми должен кто-то оставаться, – ответил Гальта. – Помнишь, когда умер старый дядюшка Дергарт, отцу пришлось просидеть при свечах целую ночь? А иначе придет кто-нибудь страшный и заберет твою душу в… куда-нибудь, – неуклюже закончил он. – Тогда мертвецы возвращаются и начинают тебе являться.

Церн открыл рот, чтобы снова зареветь.

– Я останусь, – торопливо вмешалась Эск. – Я не против. Это всего лишь матушка.

Гальта с явным облегчением перевел дыхание.

– Зажги свечи или что-нибудь еще. По-моему, именно так и полагается поступать. А потом…

Что-то заскреблось о подоконник. Приземлившаяся на него ворона, моргая, с подозрением рассматривала детей. Гальта заорал и швырнул в нее шапкой. Ворона, укоризненно каркая, улетела, и он закрыл окно.

– Я видел ее здесь раньше. Наверное, матушка ее подкармливает. Подкармливала, – поправился он. – В общем, мы вернемся и приведем подмогу – это быстро. Идем, Церн.

Они с грохотом скатились по темной лестнице. Эск проводила их и заперла дверь.

Солнце превратилось в алый шар, висящий над горами, и на небе уже загорелось несколько ранних звезд.

Эск побродила по кухне и наконец отыскала огрызок сальной свечи и огниво. После долгих усилий ей удалось зажечь свечу, и Эск поставила ее на стол, хотя на самом деле свеча не осветила кухню, а лишь наполнила ее тенями. Потом Эск уселась у холодного очага в матушкино кресло-качалку и стала ждать. Время шло. Ничего не происходило.

Затем кто-то постучал в окно. Эск взяла почти догоревшую свечу и посмотрела в толстые мутные стекла. На нее уставился желтый, круглый, как бусина, глаз. Свеча замигала в лужице растопленного сала и погасла.

Эск застыла в полной неподвижности, не осмеливаясь даже дышать. Стук послышался снова. Потом он прекратился, и после непродолжительного затишья задребезжала щеколда на двери. «Придет кто-нибудь страшный», – сказали мальчишки.

Девочка на ощупь вернулась к качалке и чуть не упала, споткнувшись о нее. Подтащив кресло к порогу, она, как могла, подперла дверь. Щеколда в последний раз звякнула и умолкла.

Эск, прислушиваясь, ждала, пока у нее в ушах не зазвенело от тишины. Затем что-то тихо, но настойчиво забарабанило в маленькое окошко буфетной. Через некоторое время все смолкло, а мгновение спустя началось заново в спальне у нее над головой – тихий, скребущий звук, звук, который могут производить только когти.

Эск понимала, что должна проявить мужество, но в такую ночь мужества хватило только на то время, пока горела свеча. Девочка плотно зажмурилась и снова на ощупь двинулась к двери.

В очаге что-то глухо стукнуло – это упал большой кусок сажи, – и из дымохода до Эск донеслось отчаянное царапанье. Девочка отодвинула засов, распахнула дверь и стремглав выскочила в ночь.

Холод ножом резанул по лицу. От мороза на снегу образовалась корка наста. Эск было все равно куда бежать, но тихий ужас вселил в нее жгучую решимость добраться до этого «все равно куда» как можно скорее.

Ворона, окруженная клубами сажи и раздраженно бормочущая себе под нос вороньи проклятья, тяжело приземлилась в очаг и запрыгала в темноту. Мгновение спустя послышались стук щеколды лестничной двери и хлопанье крыльев по ступенькам.

Эск подняла руку и принялась ощупывать дерево в поисках зарубок. На этот раз ей повезло, но сочетание точек и желобков поведало ей, что она оказалась примерно в миле от деревни и бежала совсем не в ту сторону.

В небе сияла похожая на головку сыра луна, мелкие, яркие и безжалостные звезды были рассыпаны по черному покрывалу. Окружающий девочку лес представлял собой узор из теней и бледного снега. От зорких глаз Эск не укрылось, что далеко не все тени намереваются стоять неподвижно.

В деревне все знали, что в горах водятся волки – иногда по ночам их вой эхом прокатывался по высоким пикам. Однако звери редко приближались к человеческому жилью – современные волки были потомками тех, кто выжил лишь благодаря твердо усвоенному правилу: о человечинку можно обломать зубы.

Но погода стояла суровая, и эта стая была достаточно голодна, чтобы напрочь позабыть о естественном отборе.

Эск припомнила то, чему учили всех детей. Залезь на дерево. Разожги огонь. Если ничего другого не остается, найди палку и, по меньшей мере, задай зверюгам хорошую трепку. Ни в коем случае не пытайся убежать. Дерево за ее спиной было березой – гладкой и неприступной.

Эск увидела, как от раскинувшегося перед ней озера темноты отделяется длинная тень и медленно приближается. Усталая, перепуганная, неспособная больше соображать, девочка упала на колени в обжегший холодом снег и стала разгребать его, отчаянно пытаясь отыскать какую-нибудь палку.

Матушка Ветровоск открыла глаза и уставилась в потолок, который был покрыт трещинами и провисал, как верх палатки.

Она сосредоточилась на том, что у нее руки, а не крылья, и что ей уже не нужно прыгать, чтобы передвигаться. После Заимствования следовало немножко полежать, чтобы разум привык к собственному телу, но сейчас у нее просто не было времени.

– Черт побери эту девчонку, – пробормотала она и попыталась взлететь на спинку кровати.

Ворона – которая проделывала этот трюк не первую дюжину раз и считала (если птицы вообще могут считать, а это бывает крайне редко), что постоянный стол, состоящий из обрезков ветчины и отборных кухонных отходов, и теплый насест по ночам вполне стоят того, чтобы время от времени испытывать неудобство, пуская матушку к себе в голову, – эта ворона наблюдала за старухой с легким интересом.