Терри Пратчетт - 02 Смерть. Мрачный Жнец

В ответ волшебники указывали, что Университет стоит на волшебной земле и, соответственно, обложению налогами не подлежит, а кроме того, невозможно обложить налогами знания. Но патриций утверждал, что это очень даже возможно. И налог составляет двести долларов с головы. Ну а если проблема в голове, ее можно легко устранить простым усекновением.

Волшебники говорили, что во всем цивилизованном мире с волшебников не берут налогов. Патриций же уверял, что цивилизованность — это понятие относительное, и даже самого цивилизованного человека можно разозлить.

Волшебники напоминали, что они все-таки волшебники, а потому им положены льготы.

Патриций отвечал, что, если бы не эти самые льготы, он бы с ними не разговаривал. Просто потому, что они бы уже не могли говорить.

Волшебники вспоминали, что когда-то давным-давно, кажется в век Стрекозы, был такой правитель, который пытался диктовать Университету, как нужно себя вести. Патриций может прийти и посмотреть на него, если хочет. Патриций сказал, что так и поступит. Рано или поздно он заглянет полюбоваться на диковинку. Причем его солдатам тоже будет интересно посмотреть.

В конце концов стороны пришли к соглашению, что волшебники, конечно, не должны платить налоги, но будут тем не менее делать пожертвования в городскую казну в размере, скажем, двести долларов с головы — все на сугубо добровольной основе, без обид, ты — мне, я — тебе, деньги будут использованы исключительно в мирных и экологически приемлемых целях.

Это динамичное противостояние двух могущественных блоков делало Анк-Морпорк невероятно интересным, возбуждающим и чертовски опасным для жизни местом. [9]

Старшие волшебники нечасто бродили по так красочно расписанным в «Дабро пажаловаться в Анк-Морпоркъ» оживленным центральным улицам и уединенным переулкам города. Но даже волшебники поняли, что происходит нечто странное. Не то чтобы булыжники никогда не летали по воздуху — просто обычно их кто-то бросал. В нормальных условиях камни сами собой в воздух не взмывают.

Распахнулась дверь, и на улицу вышел костюм, сопровождаемый парой пританцовывающих сзади ботинок; в нескольких дюймах над пустым воротником парила шляпа. За костюмом бежал тощий мужчина, пытавшийся прикрыть второпях схваченной фланелькой то, что, как правило, надежно спрятано в штанах.

— А ну назад! — орал он вслед скрывающемуся за углом костюму. — Я еще должен за тебя семь долларов!

На улицу вылетела вторая пара штанов и поспешила за костюмом и его хозяином.

Волшебники сбились в кучу, напоминавшую испуганное животное с пятью остроконечными головами и десятью ногами. Заговорить первым никто не решался.

— Это просто поразительно! — сказал наконец аркканцлер.

— Гм-м? — откликнулся декан, подразумевая, что лично он частенько наблюдает куда более поразительные явления и повышенное внимание аркканцлера к самостоятельно бегающей одежде — поведение, недостойное настоящего волшебника.

— Я не о том. Немногие портные добавляют к семидолларовому костюму лишнюю пару штанов.

— О, — поразился декан.

— Если он промчится мимо еще раз, попытайся поставить ему подножку, чтобы я успел рассмотреть ярлычок.

Из верхнего окна появилась простыня и, хлопая краями, взвилась над крышами.

— Знаете, — нарочито спокойным, безучастным тоном произнес профессор современного руносложения. — По-моему, магией здесь и не пахнет. Я не чувствую никакого волшебства.

Главный философ копался в бездонных карманах своей мантии. Оттуда доносились лязг, подозрительные шорохи, а иногда чей-то хрип. Наконец волшебник выудил темно-синий стеклянный кубик с циферблатом на одной из граней.

— И ты носишь это в кармане? — удивился декан. — Такой ценный прибор?

— А что это? — спросил Чудакулли.

— Невероятно Чувствительный Волшебно-Измерительный Прибор, — пояснил декан. — Измеряет плотность магического поля. Чудометр.

Главный философ с гордостью поднял кубик и нажал кнопку на боковой грани.

Стрелка на циферблате вздрогнула, но тут же опять замерла.

— Видите? — спросил главный философ. — Обычный естественный фон, не представляющий для людей никакой опасности.

— Говори громче, — попросил аркканцлер. — Из-за шума тебя почти не слышно.

Из всех домов, что шли по обеим сторонам улицы, доносились грохот и панические вопли.

Госпожа Эвадна Торт была медиумом. Некоторые, конечно, сомневались в ее способностях, но главное — она сама в них верила. Работа была непыльной. Не слишком много покойников в Анк-Морпорке изъявляли желание поболтать с живыми родственниками. Мертвые души Анк-Морпорка старались придерживаться следующего девиза: «Как можно больше измерений между вами и нами». Параллельно с выполнением обязанностей медиума госпожа Торт занималась пошивом одежды и подрабатывала в церквах. В церквах ее хорошо знали. Дело в том, что госпожа Торт страстно увлекалась религией.

Эвадна Торт была настоящим мастером своего медиумского дела, а потому никогда не прибегала к всяким дешевым штучкам типа волшебных бусинок, колышущихся занавесей и ладана. Ладан она вообще терпеть не могла, но даже не в этом дело. А дело все в том, что хороший фокусник способен поразить вас с помощью простого коробка спичек и обычной колоды карт — «господа, вы все можете проверить и убедиться: это самая что ни на есть обычная колода…» Ему в отличие от менее ловких фокусников не нужны складывающиеся-раскладывающиеся столики и крайне сложные по своей конструкции цилиндры. О нет, в таком реквизите госпожа Торт не нуждалась. Даже хрустальный шар фабричного производства был приобретен только ради клиентов. Будущее госпожа Торт легко определяла по миске с кашей. Или по сковороде с жареным беконом. [10]Всю свою жизнь она общалась с миром духов, хотя в данном случае «общалась» — не совсем точное определение. Госпожа Торт не относилась к тем людям, которые «общаются» или «вежливо просят». Скорее, она пинком ноги распахивала дверь в мир духов и требовала встречи с директором.

Голоса она услышала, когда готовила завтрак себе и корм для Людмиллы.

Кто-то что-то тихо говорил. И не где-то там на улице или в доме, нет. Услышанные ею голоса обычное ухо воспринять не в силах. Они раздавались прямо в голове госпожи Торт.

— …Что ты делаешь… где я… перестань толкаться…

Потом голоса стихли.

В соседней комнате раздался странный скрежет. Госпожа Торт отвлеклась от вареного яйца и раздвинула занавеску из бусинок. Из-под обычной холстины, которой был накрыт ее хрустальный шар, — шелковыми платками с рунами пользуются всякие обманщики, но только не госпожа Торт, — доносились подозрительные шорохи.