Р. Лафферти - Девятьсот бабушек

Отец Барнаби на время сдался под таким напором аргументов. Его мысли блуждали, пока он глазел на поля и луга планеты Эналос. Один из ранних исследователей так описал этот мир: «Я будто двигался под водой. Но это не было связано с ощущением сопротивления среды — атмосфера здесь легче земной. Скорее это из-за поблескивания и волнообразного движения воздуха и из-за воздушных теней, что заменяют здесь облака. Они напоминают бегущие по воде тени, оставляемые гребнем волны. Вкупе с местной флорой, сильно напоминающей подводные растения Земли, хотя и прямостоящие, это создавало у меня ощущение, что я иду по дну океана». Священнику же казалось, что все это время он расточал свои речи под водой, и так и не был услышан.

— А что это за гигантский котел на главной площади? — спросил он Правителя Земель. — Похоже, очень древний.

— Это старинный артефакт нашей расы. Мы уважаем прошлое. И даже при нашем уровне развития находим в жизни место для реликвий, несмотря на всю их архаичность.

— Значит, сейчас вы им не пользуетесь?

— Нет. Только в особых случаях — на древний манер. Хотя не стоит об этом.

Но что это был за котел — настоящий гигант! Вы и представить себе не можете, до чего гротескная и чудовищно пузатая посудина!

С ощущением полного бессилия отец Барнаби вернулся к главной теме обсуждения:

— И все же, здесь непременно должен быть грех! Иначе откуда взяться Спасению?

— Мы уже спасены, маленький пастырь. А вот вы — нет. Как вы можете принести нам Спасение?

На этом отец Барнаби решил покинуть гостеприимные покои Правителя Земель и поискать грех где-нибудь в другом месте планеты.

Первым, кого он встретил, был маленький мальчик.

— Сынок, знаешь ли ты, что такое грех? Ты когда-нибудь поступал так, как не следует?

— Сэр Незнакомец, грех — это архаичное слово, обозначающее устаревшее понятие. Оно порождено замутненным состоянием ума, которое все еще свойственно представителям более темных миров. И само слово и концепция греха уйдут в забытье, когда истинный свет достигнет этих тусклых уголков мироздания.

Проклятье! (Бессмысленное слово на Эналосе). Даже дети горгулий чересчур вежливы, чтобы походить на людей.

— Эй, маленький монстр, неужели все дети на Эналосе разговаривают так, как ты?

— Разумеется, если только они не девианты. Что же касается слова «монстр», которое в ваших устах звучит неодобрительно, по первоначальному значению это всего лишь «объект, который стоит увидеть». Или, иначе говоря, «чудо». Позднейшее значение — «чудовище, дикое животное» — не более чем приращение смысла. Так что я с радостью готов называться монстром в истинном значении этого слова. Мы — монстры Вселенной.

— Черт тебя дери, наверняка, так оно и есть, — пробормотал отец Барнаби. Маленький педант! Он чувствовал, что проигрывает дебаты даже детям горгулий.

— Сынок, а ты когда-нибудь играешь просто так, ради забавы? — спросил он в конце концов.

— Забава? Еще одно архаичное слово, но я не уверен в его значении… — задумался мальчик. — Оно как-то связано с устаревшим понятием греха?

— Не напрямую, малыш, не напрямую. Но если у монеты две стороны, то забава — ее грань. Оказавшись на этой грани, легко соскользнуть на неправедную сторону.

— Э… сэр Незнакомец, скорей всего вам стоит прослушать курс корректирующей семантики!

— Похоже, сейчас я именно этим и занимаюсь. Кстати, кто такие эти девианты? Это что, дети с отклонениями? Как они выглядят?

— Точно не знаю. Если они не проходят период апробации, мы их больше не видим. Наверное, их куда-то отправляют.

— Я просто обязан раскопать хоть какой-то местный грех, — бормотал отец Барнаби себе под нос. — Любой честный человек непременно обнаружит что-то в этом роде, если он тверд в намерениях и упорен в поиске. Как говорят на Земле, если уж кто всегда в курсе, где найти грех, так это таксист!

Поразмыслив, Барнаби решил взять такси. Сидения в кабине располагались кругом, чтобы все пассажиры всегда друг друга видели. Местные — народ общительный, к тому же, согласно их философии, только существо, испытывающее стыд, стремится отвернуть лицо от себе подобных. Водитель сидел выше, в башне, и время от времени свешивал голову вниз, чтобы поболтать с пассажирами.

— Куда ехать, странник? — спросил таксист священника.

— Туда, где есть немного греха, — ответил Барнаби. — Говорят, таксисты всегда в курсе, где его найти.

— Это загадка, да, странник? Ладно, пока я ее разгадываю, давайте подвезем другого пассажира. Все-таки это его последняя поездка, очень важный в жизни момент.

— Как это — последняя поездка? — спросил отец Барнаби у задумчивого пассажира напротив: общение — неизбежный ритуал в местных такси.

— Пришло мое время, — ответил тот. — Может, немного раньше, чем у большинства. Но я испил чашу жизни до дна, в ней не осталось ни капли. Это была прекрасная жизнь — по крайней мере, на мой взгляд. Наверное, можно было ожидать и большего, но вряд оно того стоит. Зрелость всегда знает, когда все кончено. А Терминаторы сделают кончину легкой.

— О Господи! Вот, значит, как заканчивается жизнь на Эналосе?

— А как еще? Естественная смерть отодвинута во времени так далеко, что ни у кого не хватит терпения ее дожидаться. Зачем влачить жалкое существование, постепенно впадая в немощь, как большинство недоразвитых рас? Мы уходим спокойно, осознав, что всего достигли и все познали.

— Но это же просто ужас!

— Ужас — слово из детского лексикона. Умереть с достоинством — единственно верный конец пути. Прощайте оба. И все остальное — прощай.

Пассажир вышел из такси и направился к Терминаторам.

— Так что вы ищете, странник? Куда едем-то? — спросил таксист у потрясенного Барнаби.

— Неважно. Я, кажется, уже все нашел. Остановите, я лучше пройдусь.

Отец Барнаби узнал нечто, и теперь нужно было найти этому имя. Он зашагал обратно в сторону городских кварталов. Очертания домов кривились и искажались по мере того, как он приближался. Местные строения выглядели слегка выпуклыми, как купола, они на самом деле были так спроектированы. Но издалека их стены казались совершенно ровными и прямыми — из-за атмосферного явления, которое земные ученые называли вытяжением. А вот несколько зданий, построенных здесь по проекту землян, издалека смотрелись совсем странно: казалось, они вот-вот обрушатся сами собой. Среди раздутых домов Эналоса отец Барнаби чувствовал себя инородцем, потерянным в чуждом мире. Он возопил в голос:

— О, старые добрые знакомые — грехи, которые можно совершить и предать осуждению, где же вы?! В Писании сказано, что смерть — далеко не конец пути, и у слова «достоинство» совсем другое значение. Где вы, те, кто грешит по-человечески? Есть здесь хоть один здоровый случай не смертного греха? Выскочка, нуждающийся в нравоучении? Взломщик, которому я мог бы сказать «брат мой»? Неужели нет воров, ростовщиков, грязных политиков? Где лицемеры, мучители жен, совратители, демагоги, старые грязные извращенцы, где вы все? Ау! Отзовитесь!