Андрей Белянин - Замок Белого Волка

– Па, ты в порядке? Я за тебя волновалась.

Я встал с кровати и молча обнял её. Она стиснула зубы до хруста и прижалась ко мне, с трудом удерживая слёзы. Со всем этим надо что-то делать… В смысле каким-то образом суметь продолжать свою работу, умудряясь тем не менее не волновать дочь.

С первым я разберусь, банальным сотрясением мозга меня давно не удивишь. Второе куда сложней. Особенно теперь, когда она сама побывала на моей службе и поняла, чем я почти ежедневно рисковал все эти годы. А ведь мы ещё даже не были у Граней…

В тот день она всё так же отправилась в школу одна. Я настаивал на том, чтоб её проводить, но договорились, что лучше я её встречу. Дядю Эдика с ней тоже не отпустишь, он сам нуждается в постоянной няньке. Без особой нужды мы старались не выпускать его из дома. То есть раньше мы его выпускали по мелочи, например, за хлебом, благо магазинчик расположен в нулевом этаже дома. В результате один раз его пришлось забирать из психушки – укусил за ухо какого-то депутата района, один раз из милиции – цапнул бутылку коньяка с прилавка, пил сам, поил всех желающих, а денег имел ровно двадцать четыре рубля. Ну и ещё один раз его привели соседские дети – несчастный уже садился в машину с дагестанцами, ехать работать за сто рублей в день на частном кирпичном заводике под Махачкалой. А ведь увезли бы, и всё, с концами, пропал навек, «кавказские пленники» до сих пор возвращаются крайне редко.

Голова продолжала болеть, несмотря на две таблетки темпалгина. Получив телефонную консультацию знакомого врача, я спустился вниз, покачиваясь, дошёл до ближайшей аптеки и купил нужные лекарства в ампулах. Делать уколы себе самому меня учили ещё на пограничной заставе. Эдуард рвался со мной, но отвлёкся на телевизор. Тоже не лучшее решение, а куда денешься? Главное, не позволять ему смотреть Лунтика, потом он лезет всем помогать…

Вернувшись, я обнаружил в дверях сложенный вчетверо листочек бумаги. Ни одного слова там написано не было, но имелся яркий отпечаток помадой чувственных женских губ. Больше ничего. Ни времени, ни места предполагаемой встречи. Что при сложившихся обстоятельствах, кстати, очень разумно. За моей спиной раздался едва различимый шорох, более всего похожий на шелест шёлкового платья.

– Ты позволишь мне войти в твой дом, Белый Волк?

– Не стоит подкрадываться ко мне со спины.

– Больше не буду, – честно пообещала дампир.

– Дана, у меня дома псих, предупреждаю сразу.

– Я знаю, – так же, без улыбки, подтвердила она.

Щёлкнув ключом, мне оставалось лишь с поклоном пропустить даму вперёд. Она грациозно присела в благородном реверансе, чуть приподняв подол длинного красного платья. Предпочтение этого цвета – не более как дань старой моде. Далеко не все представительницы её клана так уж чтят традиции, но если чтят, то это говорит о многом. Надо бы поставить себе на заметку найти старые конспекты и освежить знания о природе и повадках этих опасных женщин…

– Эдуард, у нас гости! – громко предупредил я ещё из прихожей.

Из смежной комнаты высунулся длинный нос моего родственника. Пару раз принюхавшись, дядя Эдик громко чихнул:

– Обалденный парфюм! Мне не выходить или одеться?

Дана, покосившись на меня, недоумённо повела плечами.

– Когда дома нет Хельги, он предпочитает ходить голым. И не потому, что извращенец, – попытался объяснить я. – Ему элементарно жарко, даже зимой. Там, где он вырос, летом температура редко поднимается выше плюс восьми.

– Я думала, про северного бога врут твои завистники, а он на самом деле существует?

– Ни за что не поверю, что ты не выяснила о моей семье всё…

– О, лорд Белхорст, тогда просто поверь, что в этом городе не ты центр Вселенной. И до определённого момента никого из Лишённых тени не беспокоил факт переезда в наши края одинокого вдовца-граничара с маленькой дочкой и безобидным сумасшедшим в нагрузку, – впервые улыбнулась она, но выглядело это несколько вымученно. – Позволишь мне сесть?

– Сядем на кухне. Ты голодна?

– А если я отвечу утвердительно, неужели ты вскроешь себе вены и напоишь меня кровью?

– Вы прекрасно можете есть и человеческую пищу.

– Верно, можем. Но без удовольствия. – Дампир опустилась на кухонный табурет, вытянув длинные красивые ноги. – Я не голодна, но спасибо за предложение. Мы можем быть откровенны друг с другом?

– Вряд ли… – подумав, признал я. – Те, кто откровенничает с нечистью (прошу прощения за вульгаризм), не живут долго.

– Тогда я начну первой, – решилась она. – Что ты думаешь вот об этом?

Дана раскрыла алый клатч, выложив на стол широколезвийный нож ручной ковки с грубой роговой рукоятью. На тёмном клинке были столь же грубо выбиты три креста. Знакомая символика…

– Может быть, кофе?

– Пожалуй.

Я повернулся к раковине, наливая в небольшую кастрюльку воды, когда на кухню торжественно прошествовал дядя Эдик.

– Позвольте представиться, мэм, мадам, чувиха, леди, тёлка, – галантно кланяясь, начал он и осёкся на полуслове. – Да-ампир! Демоны Ледяного ада, кого ты впустил в дом, дубина?!

– Успокойся, она не… – договорить не удалось.

При виде Даны с ножом в руках и меня, стоящего к ней спиной, отчаянный сумасшедший бог одним движением ноги выбил из-под гостьи табурет, а потом ещё и вовремя открыл дверцу холодильника, так что бедняжка получила двойной удар по затылку и в висок! Даже в этом мире он умудряется не растерять свои боевые навыки, и в умении грязно драться ему мало равных.

– Ты… псих, что ли?! – запоздало отреагировал я.

– Псих! У меня справка!

– Она гостья! Пришла сама. Хотела что-то узнать об этом ноже, и только! Какого северного мха надо было её бить?!

– У меня справка, – на этот раз уже без гордости в голосе напомнил дядя Эдик.

Я рыкнул на него и, опустившись на колени, осторожно поднял бесчувственную дампир, уложив её на диванчик. Наш псих, желая загладить вину, быстро вылил ей на голову ту холодную воду, которую я не успел поставить на газ для кофе. Я вырвал у него пустую кастрюльку и гневно указал пальцем в дальний угол. Он послушно присел на второй табурет, смирно сложив руки на коленях. Элегантная сорочка, строгий галстук в тон запонкам, домашние тапочки и длинные семейные трусы! Ну а что такого… Он – оделся. Будь у нас в гостях мужчина, мог бы выйти и без трусов.

– За что? – тихо спросила мокрая и побитая Дана, осторожно открывая глаза.

Что я мог ей ответить? Что живу в этом перманентном дурдоме уже много лет? Что Эдуард по сути своей милейший парень, зазря и мухи не обидит, но клинит его часто, непредсказуемо и уж так, что мало не покажется никому? Ей это сейчас очень интересно – мои соболезнования и оправдания? Жива, и… уже, как говорится, большое человеческое мерси!