Антон Пыхачев - Большая культура

Всякое прибытие транспортника с Земли сопровождается суетой и неразберихой. Роботы грузчики едва не сходят с искусственного ума, пытаясь выполнять противоречивые команды персонала станции, пассажиров и офицеров таможни. На сей раз, общий тон разгрузке задавал полный джентльмен, громогласный бас которого разносился в шлюзовом доке, словно набат:

— Реквизит! Черти неуклюжие! В этих коробках платья, куда вы их… Положи! Положи обратно! Нет, не ты, а ты! Ты неси вон туда! Да не ту, а другую, бестолочь! Не ты, а он!

— Станислав Станиславович, вам нельзя так волноваться, — гундосил юркий киборг, ни на шаг не отстающий от толстяка.

— Мне нужно волноваться! — гордо парировал тот. — Я актер! Когда ты это усвоишь, Александр…

— Я сейчас в паричке… — киборг укоризненно показал на свою голову.

— Извини, Александра, — согласился Станислав Станиславович, — Мне нравится волноваться, я должен волноваться, я попросту обязан волноваться!

Киборг мученически закатила глаза:

— Это прекрасно, маэстро. Смею напомнить, что вас ждет атташе по культуре.

— Но как же разгрузка!?

— Я обо всем позабочусь.

— Уверена?

— Вполне. Я всегда легко находила общий язык с роботами.

— Хо-хо-хо! — отозвался толстяк. — И позаботься о труппе. Актеры, они же словно дети малые…

— Я все проконтролирую лично, — улыбнулась Александра, — И присоединюсь к вам, как только смогу.

Желтенькая таблетка, две голубеньких и половинка белой. Стаканчик воды. Хоп! Проглотил.

Должность атташе по этой проклятой культуре отнимает нервов больше, чем капитальный ремонт.

Некогда видный специалист по межрасовым отношениям Дмитрий Вязов считался первым красавцем, завидным женихом и вообще отличным парнем. В кого он превратился за минувшие три года! Бледная тень, настороженно вздрагивающая от малейшего непривычного шороха. Виски седые. К зеркалу страшно подходить, бриться приходится на ощупь. Культура, мать её!

— Хо-хо-хо! — в кабинет ворвался жизнерадостный, пышущий здоровьем и самодовольством толстяк.

— О! — отозвался Вязов, профессионально подстраиваясь под настроение посетителя. — Давно ждем. Чаю изволите?

— Несомненно, голубчик. Премного буду благодарен! Чаю хочется нечеловечески! — посетитель с поистине носорожьей грацией умостился в кресло и добродушно загудел: — Мы так долго до вас добирались! Эта проклятая невесомость! Все мои актеры, мои гениальные чада! Они так измучились. Прима! Сама Амалия Кротова! Блевала! Извините, молодой человек. Блевала всю дорогу! И все ради того, чтобы украсить своим искусством этот замечательный, да что там «замечательный», грандиозный! Грандиозный фестиваль!

— Надеюсь, теперь с ней все в порядке, — посочувствовал Дмитрий и добавил: — Моя фамилия Вязов, я введу вас в курс дела.

— Прекрасно, прекрасно! Я главный режиссер театра «Русское ретро»… — толстяк хитро прищурился и откинулся в кресле, ожидая бурной реакции. Отсутствие таковой смутило режиссера, и он несколько разочарованно подкрутил несуществующие усы. — Я Станислав Роков.

— Очень приятно, — сухо отозвался Вязов. — Кажется, я даже видел один ваш спектакль. В записи. Вы прибыли на фестиваль «Ста миров», чтобы представлять культурное наследие человечества. Сочувствую.

— Сочувствие? — изумился Станислав Станиславович, — Отчего вдруг? Неужели, голубчик, вы полагаете, что мы не сдюжим? Напрасно, молодой человек, весьма напрасно. Я поставил свой первый спектакль еще в те времена, когда…

— Охотно верю, — коротко улыбнулся Вязов, но режиссеру не требовалось одобрения, он уже начал вещать о высоком и собирался придаваться этому упоительному занятию еще долго.

Атташе умел слушать. Вернее, он умел делать вид, что слушает. Время от времени Вязов даже кивал и улыбался, соответственно моменту, однако мысли его были далеко. Привычка, выработанная годами общения с представителями неземных сложных и противоречивых культур. Должно сначала выслушать посла, не проявляя эмоций. Взять паузу. Затем уже, выбросив из витиеватой официальной речи мусор традиционного этикета, постичь суть, хорошенько все обдумать, проконсультироваться, и выработать позицию Земли. Потом составить ответ и изложить его, сопроводив нужным эмоциональным фоном.

Лишь спустя десять минут Вязов вспомнил, что слушает представителя своей расы. И ужаснулся. Он совершенно забыл, как следует общаться с сородичами.

Маститый режиссер разливался соловьем, описывая трудности и героические достижения актерского сообщества в освоении «галактических» просторов, и не думал останавливаться. В дверь старомодно постучали, и вошел театральный робот с подносом, на котором стоял пузатый фарфоровый чайник в обрамлении аппетитных сопутствующих чаепитию компонентов. Станислав Станиславович едва не прослезился от предвкушения:

— Александра! Чай! Как ты…

— Не беспокойтесь, — заметил киборг, расставляя чашки. — Разгрузка реквизита и декораций идет своим порядком. Актеры расселены и отдыхают. Я позволил себе вольность и тактично вмешался в ход переговоров, забрав поднос у секретаря. Добрый день, я Александр. Когда я без парика, я Александр, но лучше называйте меня Саша — не ошибетесь.

— Добрый день! — Вязов живо поднялся и потряс протянутую руку киборга.

Атташе обожал киборгов. Эти наделенные самосознанием и интеллектом механические существа с кусочком живой плоти в электронных мозгах никогда не являлись источником неприятностей. Напротив! Именно с ними Вязов чувствовал себя человеком, не следил за интонацией, не играл, не притворялся и не сдерживался.

— Отличный чай! — громогласно похвалил Станислав Станиславович.

— Так чем вы намерены угостить публику? — спросил Вязов.

Великий режиссер сладко улыбнулся:

— Побалуем, побалуем. Какая ответственность! А? Какой шаг! Полагал начать с Чеховского гения. А?

Вязов скептически покривился.

— Правы! Правы… — согласился режиссер. — Нет, нет, нет… Для постижения глубины Чехова рановато. Скорее начнем с классики. Шекспир! С «Гамлета», начать не полагаю, но легкий, вариантик «Короля лира», или еще более наивный «Сон в летнюю ночь». Нет, нет! Конечно! Начнем с главного! «Ромео и Джульетта»! Да! Это жизнь, это люди, это кризис и конфликт…

— Ни в коем случае, — поспешно отозвался Вязов. — Вы хотите представит землян мировому сообществу именно в таком неприглядном виде? Они решат, что на основе внутренних противоречий, мы неспособны к анализу и адекватным решениям. Суицид? Нет, нет! Никакого Ромео. У карбункелонцев случится массовая истерика, они очень чувствительны и считают самоубийство высшим проявлением греха. Хотя, при этом они каннибалы.