Эрик Рассел - Эта безумная Вселенная

Завтрак ему принесли на полчаса позже, зато вместо обычного варева Лиминг получил миску какого-то теплого пюре, два толстых ломтя черного хлеба, обильно намазанных чем-то вроде топленого масла, и большую кружку жидкости, отдаленно напоминавшей кофе. Он ел, не столько наслаждаясь пищей, сколько торжествуя очередную победу.

День прошел без вызова на допрос. Следующий день — тоже. Целую неделю Лиминг был предоставлен самому себе. Значит, его всевшивейшее раздолбайство все еще ждал ответа от латианцев и пока не предпринимал никаких шагов. Но Лиминга теперь кормили больше и лучше, и это убедительно доказывало действенность его стратегии. Если бы комендант раскусил уловку, разве он стал бы церемониться с дерзким пленным?

А потом ригелианцы устроили нечто вроде бунта. Каждое утро, едва рассветет, Лиминг слышал, как две тысячи пар ног шаркали по двору. Постепенно звук слабел и совсем исчезал в дальнем конце двора, где находились мастерские.

В то утро ригелианцы, выйдя во двор, вдруг запели, и голоса их звучали громко и вызывающе. Они пели про какого-то Асту Зангасту — грязного блохастого старикашку, у которого вся морда в коросте. Послышались крики охранников: те требовали прекратить пение. В ответ ригелианцы запели еще громче, откровенно не желая подчиняться. Стоя под окном, Лиминг вслушивался в слова оскорбительных куплетов. Кто же он, столь ненавистный ригелианцам Аста Зангаста? Наверное, какая-то очень крупная шишка в цивилизации чешуйчатых. Возможно даже, их верховный правитель.

От двух тысяч непокорных голосов гудел весь двор. Пение заглушало выкрики охрипших охранников. Потом раздались предупредительные выстрелы с вышек. Лиминг замер: неужели они будут стрелять по ригелианцам из пулеметов?

Снизу доносились звуки ударов, одиночные выстрелы, шарканье ног, чьи-то неистовые крики. Где-то под окнами раздался топот кованых сапог. Бегущих было не менее двух десятков. Охранники. Побежали на подмогу, догадался Лиминг. Бунт длился около двадцати минут. Потом все стихло. Тишина была пронзительной и физически ощутимой.

Сегодня Лиминг гулял по двору в полном одиночестве. Никого, ни единой души. Лиминг угрюмо побродил взад-вперед и, заметив среди дворовой охраны Марсина, направился к нему.

— Что случилось?

— Ригелианцы взбесились. Нарушили распорядок. Себе же хуже сделали. Раз позже начали работать, будем держать их в мастерских, пока не выполнят всю норму. Мы сегодня даже не сумели их пересчитать.

Лиминг многозначительно усмехнулся.

— Кто-то из охранников пострадал. Я прав? Пока не слишком серьезно. Но теперь они понимают, чего ждать дальше. Подумай об этом, Марсин.

— Чего?

— Подумай о том, что я сейчас сказал. Ты, как вижу, не пострадал. И об этом тоже хорошенько подумай.

Лиминг отошел, оставив Марсина озадаченно пускать слюни. Не успев пройти и нескольких шагов, он вдруг вспомнил произнесенную охранником фразу: Мы сегодня даже не сумели их пересчитать. Лиминг тут же вернулся и объявил Марсину:

— Завтра кое-кто пожалеет, что появился на свет.

— Ты нам угрожаешь?

— Нет. Я предостерегаю. Передай своему офицеру. И обязательно поставь в известность коменданта. Это поможет тебе не вляпаться самому.

— Я обязательно им скажу, — пообещал обрадованный Марсин.

На сей раз Лиминг не тыкал пальцем в небо. Ригелианцы — отнюдь не стадо баранов. Не будь у них серьезной причины, они ни за что не устроили бы эту заваруху. Чтобы прийти к аналогичному выводу, чешуйчатым понадобился целый день.

Вечером ригелианцев вывели во двор и велели строиться не обшей массой, а покамерно. Чешуйчатые решили облегчить себе подсчет, считая полусотнями. Все шло гладко, пока в одной группе не оказалось двенадцать пленных вместо пятидесяти. Причем эти двенадцать были как на подбор слабыми, больными, ранеными или имели еще какой-то дефект.

Разъяренные охранники бросились в камеру, чтобы выволочь оттуда остальных тридцать восемь упрямцев. Но пленных внутри не оказалось. На двери камеры не было никаких следов взлома, на прутья оконной решетки тоже никто не покушался. Охранники, суетясь и мешая друг другу, стали просматривать, простукивать и прощупывать каждый клочок пространства камеры. Далеко не сразу они обнаружили под одной из каменных плит пола узкий лаз. Лаз вел в туннель. Туннель был пуст.

Над двором истошно завыли сирены, забегали очумевшие охранники, не зная, чьи команды слушать, ибо каждый офицер орал и требовал выполнения его приказа. Тюрьма превратилась в громадный сумасшедший дом. Больше всего чешуйчатых бесило упущенное время. Ригелианцы своим продуманным утренним бунтом сбили пересчет, дав беглецам почти целый день форы. Теперь охранники спешили отыграться на пленных. Их беспощадно били сапогами и прикладами. Ригелианцы едва успевали оттаскивать тела покалеченных соплеменников.

Но этого чешуйчатым было мало. Из оставшихся пленных мятежной камеры они выбрали самого старшего по званию — хромого ригелианского лейтенанта — и поставили его к тюремной стене. Самого расстрела Лиминг не видел, а слышал лишь отрывистые слова команды:

— На караул!.. Целься!.. Огонь!

Вслед за ними раздался винтовочный залп.

Лиминг мерил шагами камеру, то стискивая кулаки до побе-ления, то разжимая пальцы. Он громко ругался последними словами. Дверной глазок приоткрылся, однако сразу же закрылся, и Лиминг не успел туда плюнуть.

Безумие во дворе продолжилось в камерах ригелианцев. Взбешенные охранники осматривали двери камер, проверяли целость решеток, простукивали полы и стены. Стоило кому-то из пленных недостаточно быстро выполнить приказ, как офицеры разражались потоком брани и угроз.

Когда совсем стемнело, поисковый отряд приволок в тюрьму семерых уставших и измученных беглецов. И снова во дворе зазвучало:

— На караул!.. Целься!.. Огонь!

Лиминг молотил кулаками в дверь, но заглушка глазка не шевелилась. Коридор напротив его камеры был пуст. Проведя еще пару часов в тупом оцепенении, Лиминг слазал за последним куском проволоки и сделал нового нитонисея. Половину ночи он «беседовал» с Юстасом, говоря нарочито громким, угрожающим голосом. Все было напрасно.

Ночь сменилась утром, а воинственность Лиминга — подавленностью. Он лежал на скамье. Даже думать не хотелось. Наверное, ригелианцы готовили свой побег не меньше года, если не больше. А результат? Восемь убитых. Тридцать один беглец пока еще на свободе, но сколько она продлится? Они бежали из тюрьмы, а как сбежишь с планеты? Скорее всего, беглецов схватят и расстреляют. Участь большинства остальных пленных станет еще тяжелее. Побег серьезно угрожал и его замыслам. Нет, Лиминг ничуть не злился на беглецов и искренне желал им удачи. И все-таки… ну что бы им устроить этот побег двумя месяцами раньше или позже?