Михаил Успенский - Приключения Жихаря

Потом еще много кто попадался Жихарю на пути. Не все мороки пропадали сразу

– иного можно было даже тряхнуть за грудки, но толку от этого все равно не было. Встречались в песках и кости – совсем настоящие. Много тут народу загинуло и скотины загубило.

Возле высохшего колодца богатырь чуть не споткнулся об ящик. Ящик был глухой, с редкими дырочками. В ящике кто–то жалобно блеял.

– Барашек! – умилился Жихарь и хотел было освободить пленника, но ящик тоже

оказался мороком.

Чтобы окончательно не спятить от бешеного солнца, богатырь стал вспоминать наставления Беломора.

Во Времени Оном, учил старик, может быть всякое. Там и время идет по–другому: год за три. И обычному человеку задерживаться здесь никак не надо. И называть себя следует чужим именем. А вот проявлять себя как раз ничем не следует – прославишься каким–нибудь подвигом, вот Время Оно тебя к себе и прикует навечно, станешь древним героем и домой никогда уже не воротишься.

«Как же мне тогда, дедушка, Вавилонскую башню–то порушить? – спрашивал Жихарь. – Это ведь, сам понимаешь, подвиг, а не что–нибудь там!»

«Не знаю, – честно признавался Беломор. – Постарайся как–нибудь незаметно это сделать. Чтобы она сама, к примеру, рухнула…»

Но до Вавилона еще следовало добраться. Незримый преследователь тоже не уставал, хотя явно и не показывался.

В какой–то миг среди прочих призрачных видений Жихарь узрел и родной Столенград во всех подробностях. Княжна Карина стояла на крепостной стене и командовала дружиной, отбивавшей натиск кривлян. Кривляне на стену лезли неохотно. Богатырь Невзор почему–то был не в первых рядах защитников, а сидел у себя же в кабаке и за свой же счет угощался!

Припасы в мешке подошли к концу. Пустыне же никакого конца не было. Может, его не будет и до края света…

Неделю Жихарь шел или три – он сам не знал и не считал. И когда в очередную

ночь увидел вдалеке огонь, то по привычке принял его за морок и только

потом сообразил, что ночью мороки не ходят. Значит, огонь настоящий и

разожгли его люди. Богатырь встал, напился воды и стал потихоньку

подбираться к далекому огоньку.

Пустыня и вправду кончилась. Полный месяц осветил высохшее русло реки. Даже

кусты кое–какие торчали по берегам. И высохло русло сравнительно недавно,

почва была еще влажной. До костра было рукой подать.

«Не перепугать бы людей сдуру», – подумал богатырь, но тут его кто–то крепко обхватил сзади за плечи.

Всякий дружинник знает, что состязаться в борьбе лучше всего со своим же братом–дружинником. Сегодня твоя возьмет, завтра – его, и никому не обидно.

А вот связываться с кузнецом, к примеру, уже куда накладнее. Потому что сила бывает разная. И та, что нажита в непрестанных воинских упражнениях и укреплена в многочисленных походах, может уступить той, которая накопилась у наковальни. Можно, конечно, одолеть и кузнеца, если помнить, что у него левая рука куда слабее правой. Вот под нее и следует работать.

Хуже всего обстоит дело с землепашцами, поскольку их сила исходит непосредственно из матушки сырой земли. Лядащий на вид мужичонко, бывало, повергал на землю опытнейших бойцов. Поэтому лучше сделать вид, что невместно дружиннику бороться с мужиком, – тогда хоть не опозоришься. Не всегда поможет против силы бойцовская ухватка.

…Сила, с которой столкнулся Жихарь на долгожданном краю пустыни, была как

раз такая – мужицкая, земляная, цепкая, ухватистая, неистощимая. Еле

видимый в тусклом свете тонкого месяца противник сопел, приговаривал что–то

непонятное, силился повалить богатыря на песок.

Поначалу–то, захваченный сзади, Жихарь собирался перекинуть напавшего вперед и грохнуть оземь – пусть–де его собственным весом пристукнет. Не вышло. Вот они и топтались туда–сюда, ломая друг другу плечи.

– Чего тебе надо–то, человече? – время от времени спрашивал богатырь, но противник, видно, не понимал его и все бормотал по–своему.

«Если до зари с ним не управлюсь – задавит он меня», – решил Жихарь, собрал

все как есть силы, извернулся, ухватил противоборца за мощную ляжку и

дернул изо всех сил. В дружине этот прием назывался «корчевание дубовное».

Противник рухнул наземь, увлекая за собой богатыря. Они катались по песку, и незнакомец все что–то говорил, говорил. Покуда богатырь не начал кое–что понимать. Это был язык царя Соломона.

– Не отпущу, покуда не благословишь! – вот что толковал незнакомец всю ноченьку.

– Будь ты неладен, блин поминальный! – воскликнул Жихарь. – Так бы сразу и сказал – благослови! Благословляю!

С этими словами облегчения он заехал незнакомцу в ухо.

Тот разжал смертельные объятия, откатился в сторону и встал на колени.

– И весь мой дом благослови, господин!

– Благословляю, – согласился Жихарь. – Жалко, что ли?

– Наречешь ли меня не Иаковом, но Израилем?

– Сколько угодно, – сказал Жихарь. – Только зачем драться–то?

– Буду ли побеждать человеков? – не унимался борец.

– Будешь, – вздохнул Жихарь. – Тебя еще малость поднатаскать – равного в мире не сыщешь, хоть по ярмаркам бороться води. Ты с ума сошел, Яков, или как тебя там? Ведь я тебе, дураку, ногу мог из сустава напрочь выдрать – ты хоть это понимаешь?

– Скажи мне, кто ты, господин?

– Сперва давит, потом имя спрашивает, – проворчал Жихарь. Тут он вспомнил, что имени здесь называть не следует.

– Я… – сказал он, – ну… словом, кто есть, тот и есть. Тебе не надо знать.

– Я понял, господин! – в великой радости воскликнул Иаков–Израиль. – Ты – Сущий еси?

– Аз есмь маленько! – важно подтвердил богатырь. – Я не только сущий, правда, я еще и едящий, и пьющий – если поднесут в меру.

Светает в пустыне быстро, и теперь Жихарь смог как следует разглядеть ночного супостата.

Супостат был много постарше богатыря, в его красивой черной бороде густо переливалась седина. И в плечах он был пошире, и ростом повыше – как только Жихарь с ним управился? Он помог Иакову встать. Тот, прихрамывая, сделал несколько шагов.

– Эх, дядя, дядя, – укоризненно сказал богатырь. – Покалечил я тебе ножку–то. А вольно ж тебе задирать кого ни попадя! И ведь не юнец, поди, семья небось есть?

Семья у Иакова оказалась такая, что Жихарь присвистнул. Человек сто, не меньше, мужчин, женщин и детей повылазили из драных шатров, раскинутых вокруг костра. Это не считая многочисленных овец и верблюдов. Верблюды ревели, женщины тоже. Видимо, не чаяли больше увидеть Иакова живым.

– Крепко живешь, – только и сказал Жихарь. – А кто над тобой княжит, кто защищает, кому дань платишь?