Эдуард Пак - Измперение инкогнито

Штырь, длиною в два локтя, металлически поблескивал ядовитой зеленью. Яркий луч солнца отразился от его поверхности и весело заиграл, солнечным зайчиком, на неровной поверхности близлежащей скалы. Знаток боевой магии сразу бы признал в этом предмете копье Бишанга — самое известное и наиредчайшее оружие — одинаково эффективное, как против почти любой нечисти, так и против прочих магических существ.

Копье это было изготовлено из валирума — почти неразрушимого магического сплава, секрет изготовления которого был утерян с последним алхимиком, тайно умерщвленным по приказу главы гильдии боевых магов. С таким копьем, даже весьма посредственный рыцарь, мог справиться почти любой нечистью, что несомненно не было на руку боевому сообществу меча и магии — они попросту потеряли бы всю свою работу. Копье было изготовлено полым внутри, уникальным же его делало всепробивающее заклятие, в которое искусно вплели матрицу ненасытной утробы Бишанга. Будучи вогнанным в тело жертвы, оно, словно паук, высасывало из нее всю кровь вместе с астральной матрицей и жизненной силой. Лишь только душа была неподвластна копью Бишанга.

Послышался топот многочисленных ног, крепкие металлические сети опутывали когтистые лапы и крылья, в камень вбивались колья, намертво сковывая и обездвиживая драконицу.

Вдруг она почувствовала, что в ее шею, с неимоверной силой, вонзилось что-то острое, но ни дернуться, ни пошевелить, хотя бы кончиком хвоста, она уже не могла. Острая боль взорвала ее мозг. Ни когда в своей жизни она не испытывала такой ужасной боли, даже когда ее рвали на части зубы призраков.

— Где амфоры? Тащите же быстрее!!! — кричал незнакомец.

Темнокожие, оголенные до пояса люди, тащили толстые, прозрачные сосуды с узкими горлышками. Словно муравьи облепившие жука, они деловито сновали вдоль и поперек — прямо по спине драконицы. Большие бутыли несли к голове — туда, где из ее шеи торчал, глубоко вбитый в ее плоть, полый штырь. Из его свободного конца, на землю, капала тягучая, зеленая кровь.

Ганиш вцепился в толстый комель обеими руками и, расширяя рану, принялся резко раскачивать его из стороны в сторону. Нащупав яремную вену, он еще глубже вогнал острое навершие и вытащил пробку. Кровь обильно полилась из отверстия тугой струей. Драконица застонала.

Бутыли быстро наполнялись темно-зеленой, фосфорно-светящейся жидкостью — кровью драконицы.

Наполненные бутыли быстро уносили, осторожно перенося по двое, за прикрепленные плетеные ручки. Выстроилась длинная вереница людей.

Там, на выходе из ущелья, амфоры грузили на устланные мягкой соломой телеги, обкладывали свежесрубленными ветками и отправляли в неизвестном направлении.

Жизнь медленно и неохотно покидала драконицу. В ее глазах помутилось, конечности охватил холод. Мышцы, как-то очень быстро, налились свинцовой тяжестью, в ушах стоял непрерывный гул.

За краткий миг, перед ней пронеслись все счастливые годы ее детства и отрочества, она снова увидела своих родителей, своего мужа, своих неродившихся детей, которые звали ее за собой. Ей стало легко, ее душа с радостью покинула свое избитое вместилище, чтобы навсегда соединиться со своими родными.

Три невероятно худых существа, одетых в неопределенного цвета вонючее рванье, с натугой толкали по широким рельсам огромную вагонетку. От непосильных усилий жилы на их шеях набухли и вздулись, выпирая словно корни деревьев. Под толстым слоем грязи, покрывающем их лица, не возможно было определить их цвет — больше всего сейчас они походили на сильно истощенных подгорных троллей. Лишь человек с богатым воображением мог бы признать в этих существах людей, но это все же были люди или то, что от них осталось.

Вагонетка с высокими решетчатыми бортами была до верху, с горкой нагружена грязным сеном в которое была намешана какая-то невероятно пахучая дрянь. Ошметки гнилых овощей и фруктов свисали по бокам вагонетки гнилыми гроздьями. Вся эта масса исходила вонючим коричневым соком, который лился прямо на рельсы, оставляя липкий и тягучий след.

Люди вероятно давно привыкли и не обращали на этот дикий смрад ни какого внимания. Сено скребло потолок невысокого горного туннеля по которому они двигались. Холодный ветер дул им в лицо, но им не было холодно.

Они тащили вагонетку по темному и тесному подземному коридору, вырубленному прямо в толще гранитной скалы. В этом вонючем подземном мешке не было даже освещения, лишь позади маячил свет одинокого безопасного фонаря, позволяющего разглядеть куда поставить ногу для очередного шага.

Пот грязными ручьями лился по их тощим шеям, прокладывая причудливые извилистые русла.

Приземистый коротышка, шагающий позади, освещал людям дорогу и не давал расслабиться ни на секунду. Гном подгонял их сыромятной плетью — только ее злые укусы мешали им, чтобы упасть от истощения прямо на месте. Гном этот был невероятно широк как в талии, так и в плечах. И хотя одет он был явно получше чем люди, но лицом — так же грязен как и они, а пахло от него не лучше, чем от содержимого вагонетки. Стальная кольчуга двойного плетения на его плечах весила ни как не меньше пуда, но он будто бы не замечал ее тяжести, двигаясь тяжелым, но уверенным шагом, то и дело поправляя и поглаживая свою густую засаленную бороду длиною аж до самого пояса.

Воздух прорезал резкий свист хлыста и один из невольников вздрогнул всем телом. Скорчившись от боли, он споткнулся и едва не упал на грязный каменный пол. Гримаса исказило его морщинистое лицо, он зажмурил глаза и оскалил зубы, однако не осмелился издать ни единого звука, боясь навлечь на себя гнев надсмотрщика.

Гном расплылся в довольной усмешке, обнажив лошадиные — кривые и желтые зубы.

— Давайте твари, шевелите свои тощие задницы. Мне что, до скончания века торчать здесь, с вами, в этом вонючем каменном мешке? — прорычал глубоким рокочущим басом гномий надсмотрщик.

Тяжелая вагонетка, поскрипывая несмазанными колесами, стучала по стыкам рельсов, медленно но верно двигаясь вперед.

Истощенным людям казалось, что время, то ли растянулось до бесконечности, то ли остановилось вовсе. Их тощие груди, туго обтянутые кожей (так что можно было пересчитать все их ребра) тяжело вздымались от частого и хриплого дыхания. В их глотках, кажется поселилась сама Мендира — бесплодная и безжизненная пустыня. Невыносимо хотелось пить, увлажнить горло хотя бы каплей освежающей и живительной влаги.

Казалось, их безумному движению не будет конца, но вот, через бесконечно долгое время, к их величайшей радости, штрек наконец-то закончился — он вливался в поражающую своими размерами пещеру.