Борис Штерн - Записки динозавра

Я видел, как он плясал и как они горели. Грохоту было! Думаю, что содержимое нашего эшелона в переводе на послевоенные годы стоило побольше всей танковой армии Гудериана – но тогда этого не знали ни мы, ни они, ни этот артиллерийский офицер, похожий на молодого Льва Толстого.

Вот был бы фокус, если бы он меня застрелил! Представляю выражение лица наркома вооружений!

– Дедушка плачет, шарик улетел… – тихо напеваю я.

– Его утешают, а шарик летит, – подпевает мне Космонавт и опять спит.

Дьявола в природе конечно не существует, продолжаю размышлять я, но он способен на многие ухищрения. Он мог, например, преспокойно влезть в наш автобус во время погрузки и сейчас посмеивается за моей спиной – тем более, что я сам его погрузил. Дьяволом может оказаться любой человек в этом автобусе, меня не проведешь. Даже Космонавт может быть под подозрением – как хотите, а человек, первый ступивший на землю Марса, вызывает во мне зоологическое чувство преклонения. Хочется бухнуться марсианину в ноги, вилять хвостом и целовать его генеральские штаны с лампасами. Хочется его обожествлять – а Бога легко перепутать с Дьяволом.

Значит, он?

Ничего такого не «значит». Вряд ли. Слетать на Марс через Венеру и Фобос для того, чтобы начать охоту на академика Невеселова? Слишком много для меня чести. Природа устроена достаточно просто, зачем ей такие сложные орбиты и выкрутасы?

Природа природой, и все-таки меня не проведешь. Все здесь под подозрением, даже этот случайный мальчишка… «Дяденька, подвезите до водохранилища!» Не забыть узнать цель его жизни. Очень уж он прицельный. В его годы, не в укор ему, я просто все время хотел есть.

Наконец, дьяволом могу быть я.

Это неожиданная…

Это неожиданная и важная мысль. Но я обдумаю ее позже – ночью в гостинице.

Скоро будет развязка.

Скоро будет автомобильная развязка с железной дорогой, где трасса ныряет в тоннель и сворачивает на Кузьминки. Это самое удобное место для засады. Именно это место выбрал для засады артиллерийский офицер в сорок первом году, и я еще с утра предполагал, что ОН нападет именно здесь, но ОН почему-то поджидал у водохранилища.

ЕМУ виднее.

Мы въезжаем в нутро тоннеля под железной дорогой, а над нами, как смерч, проносится товарняк с углем. Синий вертящийся светлячок милицейского «жигуля» служит нам ориентиром в этой черной дыре, и я точно знаю, что ОН уже раскусил мою наживку и вернулся, чтобы повторить нападение. Я точно знаю, что ОН притаился за насыпью с той стороны тоннеля, но даже не могу предупредить водителя об опасности, потому что не могу выглядеть дураком и предвидеть нападение атмосферных явлений.

Вот и развязка…

Я вижу его!..

Я наблюдаю отливающий ртутью шар не больше футбольного мяча, который стремительно атакует нас, прижимаясь к трассе. Он тащит за собой длиннющее облако грязной воды и снега. Это явление по всем признакам смахивает на шаровую молнию и целится прямо в черную дыру тоннеля…

Мы в западне.

Я вижу, как милицейский «жигуленок» успевает развернуться поперек трассы, и прикрывает своим телом наш автобус. Олин «Запорожец» врезается «жигуленку» в бок, задрав, как лапки, задние колеса. Шар ослепительно вспыхивает, не спеша прошивает насквозь обе машины и, рассыпая красные раскаленные брызги, устремляется к нам в ветровое стекло.

Водитель жмет на все тормоза, и-в-ав-то-бу-се-на-сту-па-ет-не-ве-со-мость…

Я плавно воспаряю из кресла и начинаю лететь какими-то сложными «вверхтормашками» в кабину водителя, головой в стекло, но Космонавт успевает проснуться и повалить меня в проход на коробки с тортами. Сам он падает на меня сверху и пребольно царапает мою щеку твердым генерал-майорским погоном. Вспышка впереди нарастает, мир становится круглым и ослепительным с искрами по краям, раздается оглушительный взрыв, будто по автобусу ударили прямой наводкой, потом меркнет свет, и в наступившей кромешной тьме начинают происходить какие-то чудеса: с потолка, лениво трепыхаясь, на меня падает толстый зеркальный карп.

Во-от такой!

Он шлепается мне на бороду и начинает мокрым хвостом хлестать меня по щекам…

Хорошо устроился! Пшел вон!

Космонавт сгоняет с моей бороды эту невесть откуда взявшуюся летающую рыбу. Темно, мокро, глупо, ничего не слышно. Мы лежим и оглоушено отдыхаем в проходе.

Где моя шапка, где что…

На мою левую щеку давит генеральский погон, правая устроилась в мягком раздавленном торте, а прямо в нос мне целится выпавший из пальто наган.

«Это чей наган?» – я не слышу, но читаю вопрос по губам Космонавта.

«Мой».

Он меня тоже не слышит и отводит пальцем ствол нагана от моего носа.

Я слизываю крем с усов. Торт, кажется, киевский, с орехами.

Какой-то цирк.

На крыше автобуса раздается такой грохот, будто там пляшет тысяча чертей, а за выбитыми окнами начинают падать с неба зеркальные карпы и караси, переходящие в ливень вперемежку с кусками льда и каким-то шифером. В самом деле, цирк на дороге! Спешите видеть! Рыба танцует на крыше и проваливается к нам в автобус через оплавленную дыру от сбежавшей шаровой молнии. Небо в дыре начинает проясняться.

– Ой, сколько рыбки! – пробивается сквозь грохот голос мальчишки.

Я тянусь к нагану, но Космонавт уже успел прибрать его в свою шинель. Хитер, марсианин. Он приводит в чувство оглушенного водителя, а Татьяна счищает с моей бороды торт рукавом норковой шубки, вместо того, чтобы достать носовой платочек. Маринка перелезает через нас и мчится под рыбным дождем спасать своего Олю Белкина. Тронько Андрей Иванович аккуратно поднимает меня, ставит на ноги и нахлобучивает мне на голову шапку.

– Где моя трость? – сердито спрашиваю я.

– В руке, – отвечает Татьяна.

Верно, в руке, я ее не выпускал. Опираюсь на трость, разглядываю трассу через ветровое стекло, которого, впрочем, уже не существует в природе – стекло исчезло, испарилось, лишь болтаются черные резиновые прокладки. В автобусе сквозит, как в проходном дворе. Я простужусь, заболею воспалением легких и умру мучительной смертью, потому что я опять слаб, стар, наган у меня конфискован, и я не знаю, как его возвратить. Я опять безоружен.

Рыбный дождь пошел на убыль, трасса и обочины завалены трепетными серебристыми тушками, как палуба рыболовецкого сейнера. Рыбу уже клюют и тащат в лес обалдевшие от счастья худые вороны. Они кричат: «Всем хватит!» На обочине в грязи тает здоровенная глыба льда… Подумать только, смерч тащил этот тунгусский метеорит вместе с рыбой и бревнами от самого водохранилища! С чистого неба еще продолжают парашютировать отставшие от стаи зеркальные карпы. Огненных шаров больше нигде не наблюдается, кроме солнышка.