Сергей Фокин - Адские врата

— Что же ты на беззащитных-то позарился? Почему не с меня начал? — Говоря так, Никола попытался сделать неприметный шаг вперёд, но чёрт его поспешно оборвал:

— Стой там, кузнец! Знаю я твои штучки… С детишек начал, потому что так больнее будет. Что мне твои раны и царапины? Вот когда душа закровоточит — другое дело. Но ты ещё не всё знаешь. Много сюрпризов я приготовил нынче. Вспомнишь меня! Только не найти тебе ключей от преисподней, сколь ни старайся.

Зарычал тогда не своим голосом Никола и кинулся к разлому. Однако чёрт оказался сноровистее. Развернулся — да прыгнул в огонь. Правда, успел вослед запустить кузнец палкой — угодил нечистому между лопаток. Но визг донёсся уже снизу, затухая, потому как вслед за их исчезновением принялась трещина затягиваться, и через несколько мгновений осталось на её месте только выжженная трава.

Подбежал Никола, задыхаясь от гнева — а пришлось пустое место ощупать. И забурлило в душе кузнеца желание схватить лопату и начать копать, копать до самого ада, а потом тем же инструментом произвести среди бесов самосуд. Только подумал он секунду и понял, что не всё так просто, как хотелось ему видеть. Не добраться до преисподней с помощью лопаты, маши он ею хоть до самого рассвета. Это только видимость одна, что рядом чёртово царство. На деле же заколочено оно сотней колдовских уловок, тысячами ловушек и миллионами трудностей да опасностей. Впрочем, сейчас кузнеца опасности да трудности не пугали. А вот что касается уловок волшебных… Тут он был не мастак.

И разом вспомнил Никола о жене. Вот кто может что-нибудь подсказать! Недаром в бытность свою летала она в районный центр на метле. Чудо, конечно, из разряда не поддающихся здравому объяснению, но раз случилось такое, значит, не всё известно кузнецу, что Оксана может. По своей недоверчивой натуре не спрашивал он подробности той ночи, потому как всё равно сомневался бы в правдивости девушки — уж больно о вещах она намекала невероятных. Да сейчас, похоже, обычными вещами и не обойтись.

Поднялся Никола с колен, отряхнулся и поспешил в дом. Жена-то ведь ещё ничего не знает о несчастье.

— Оксана! — позвал громко, едва зайдя на порог, только не ответил ему никто. «К матери, что ли, ушла? — подумал кузнец. — Обычно предупреждала, и детей с собой брала…» Тревожно стало у него на сердце, беду оно почувствовало.

Открыл дверь второй комнаты — и точно: хозяйка на полу лежит. Руки в разные стороны раскинула, заплетённая коса поперек туловища покоится, а ноги согнуты, будто подломились от тяжёлой ноши.

Не помня себя, рванулся Никола к жене, подхватил под спину и прижался ухом к груди. Тук-тук, тук-тук… Бьётся сердце, значит, жива! Слава Богу!

— Оксанушка, что с тобой? — произнёс нежно, хотя пробивалась через голос дрожь: а вдруг случилось что-то непоправимое?

Девушка даже глаз не открыла. Лежит красивая, как пять лет назад — словно не повзрослела нисколько. Фигура точёная, как и прежде, лицом не поправилась… Разве что грудь немного увеличилась после кормления, так для любого мужика это только за радость.

Позвал кузнец по имени ещё раз, и опять без результата. Что за чертовщина? И кольнуло в мозгу воспоминание: «Но ты не всё знаешь. Много сюрпризов я приготовил нынче. Вспомнишь меня!» Неужели и это его проделки?

Туманным от горя взглядом осмотрел Никола комнату, и увидел вдруг красное яблоко, закатившееся под кровать. Полез за ним, достал — надкушено оно.

Откуда могло здесь взяться в начале лета? Прошлогодние запасы давно поели, либо засушили, чтобы добру не пропасть. А это свеженькое лежит, будто только с дерева сорвано. Прозрачное, разве что зёрнышки не видно. Сразу мысль мелькнула: вкусное, наверно, по-другому и быть не может.

Никола даже рот открыл, чтобы в задумчивости откусить да распробовать, только вовремя себя остановил. Вот, значит, под какой личиной беда в дом пришла! Не иначе, заговорённое яблоко-то. Поэтому и отведать его захотелось, и аромат одуряющий оно испускает, как может только свежая антоновка в погребе пахнуть.

Застыл кузнец на минуту, поразмыслил, потом поднял аккуратно жену, донёс до кровати и положил прямо поверх покрывала. Похоже, сейчас он ей ничем помочь не сумеет, потому как в волшебстве не силён. Нужно идти к матери. Она много чего повидала в жизни, авось, подскажет, в какую сторону двигаться.

Поцеловал Оксану в губы, почувствовал — тёплые, живые. Дыхание ровное. А когда прикоснулся к лицу — вздохнула будто. Живая, но спит беспробудным сном.

— Прости, — сказал, склонив голову. — Полежи пока. Детей нужно спасать.

Открыл заслонку печи — и бросил яблоко в остывающие уже угли. Раздалось громкое шипение, будто наступил ногой на змею подколодную. Передёрнуло Николу от этого, решительности прибавило. Отправился он к матери.

Степанида Ивановна, мать кузнеца, в бытность свою работала бухгалтером в одной из фирм, промышляющих перепродажей товаров из-за бугра. Своего-то в стране почти не производилось, торговые связи к Китаю тянулись уже не ниточками, а толстенными канатами. По одному из них закупала фирма продукцию первой необходимости — подгузники, памперсы, гигиенические прокладки и шампуни против перхоти. Изготавливалось всё это на востоке дедовскими методами — памперсы склеивались ПВА или прошивались степлерами, шампунь мешалась в корыте с разными красителями, а потом разливалась через воронку по флаконам с символикой раскрученных брендов. Но поскольку китайцев было много, и всех нужно было чем-то занимать, то, навалившись гуртом, давали они производительность, в десятки раз превышающую скорость любой европейской линии по разливу подобной химии. Раскупалось всё не сказать, чтобы влёт: конкуренция в лице соседей-перепродавцов то жалила, то на хвост наступала, но, тем не менее, все жили припеваючи. Хозяин фирмы позволял себе раз в год менять «лексусы» на «ягуары» и обратно, главный бухгалтер ездил по разным странам и потом брезгливо говорил, как там прозябают капиталисты, а подневольный народ потихонечку копил деньги на приусадебные участки за городом. У всех были мечты на пенсии сажать морковку и лук.

Во время одной из предреволюционных забастовок угораздило Степаниду Ивановну подставить голову под падающий транспарант, и лишилась она памяти — стала будто Будда: глазами хлопала, а мыслей в голову не допускала. По той причине, что думать сделалось не о чем: забылось всё, что с нею прежде происходило. Начала она, таким образом, жизнь с чистого листа. И — удивительное дело! — обнаружила у себя на фоне пропавшего багажа знаний новые способности. Стала своего рода экстрасенсом, а по-старому, ведьмой. Летать на метле научилась, управлять вещами на расстоянии, составлять рецепты разных отваров и снадобий. Жизнь женщины заиграла разными, доселе неведомыми, красками, и не сказать, чтобы ей это не понравилось. А потом, к слову, и память начала понемногу возвращаться. Но к тому времени они с сыном уже перебрались из города в село.