Ольга Болдырева - Как раздать долги

Так что в принципе отчета можно было и не ждать. Но Алив надеялась на лучшее.

Ее шаги по плитам пола из светлого мрамора с темными прожилками отдавались глухим эхом. Начищенное до зеркального блеска пространство с высоким, куполообразным сводом было настолько велико, что здесь легко устраивались вечера бальных танцев. Оно охватывало входную дверь полукругом, по краям поддерживаясь двумя мощными колоннами. За ними находились гардеробные: справа для младшего поколения, наделенного даром творить; слева для тех, чей потенциал был скромен и не позволял своим носителям даже мечтать о чем-то большем. Творцы словно бы специально стремились подчеркнуть различное положение своих учеников. В центре вестибюля располагался фонтан, куда во время сессий студенты любили кидать «на удачу» мелочь, а иногда — совсем уж отчаявшиеся индивиды — и зачетные книжки. Некоторые уникумы считали, что успех на экзамене обеспечен, если самому поплескаться в прохладной воде и забраться верхом на главную чашу.

Те же студенты разрушали многострадальный фонтан не менее двух раз за неделю, а потом сами же восстанавливали (каждый раз изменяя его вид), отрабатывая практические задания по профильным предметам. Даже делались ставки, каким он предстанет в следующий раз. Месяц назад некто безусловно гениальный и слишком смелый попытался изобразить самих творцов, которые, встав спинами друг к другу и образовав неширокий круг, пристально всматривались во всех проходивших мимо людей и нелюдей. Было более-менее похоже, но впечатление портило несколько моментов. Во-первых, почему-то Поколение держалось за руки, будто малыши в праздничном хороводе у елки. И во-вторых, вода лилась не откуда-нибудь, а изо ртов творцов. Смотрелось это, мягко говоря, неприятно. И Алив лично превратила скульптурную композицию в оплавленный кусок меди. Затем какое-то время фонтан изображал одинокую деву с кувшином воды, потом стал тремя гигантскими флейтами, дальше кто-то постарался сделать хрустального дракона, распахнувшего мощные крылья на высоком постаменте, с которого и стекала вода. Сейчас фонтан имел овальную форму, несколько несимметричную, более выпуклую с левой стороны, и был совершенно бессистемно выложен разноцветной мозаикой по дну. Одна чаша, призванная изображать какой-то гигантский тропический цветок, больше напоминала расплющенного осьминога.

Отвлекшись от неприятных мыслей, Алив приблизилась к шедевру мысли невыспавшегося студента.

На каменном бортике фонтана восседала Хель.

Убийца даже не повернулась, она была занята тем, что, опустив ладонь в прозрачную, остро пахнущую хлоркой воду, превращала осколки мозаики в небольших рыбок, которые преданно тыкались в пальцы творца, ожидая корма и заботы. Заметив, что за ее действиями наблюдают, Хель развеяла пеструю стайку, обратив своих созданий в воду, и отряхнула руку от тяжелых капель, забрызгав брюки, часть бортика и пол.

— Не жаль их?

Хель подняла голову, посмотрев куда-то сквозь Алив. А затем, снова коснувшись воды, вернула рыбок, которые, кажется, даже не заметили, что на несколько мгновений перестали существовать. Женщина провела пальцем по крошечному плавнику самой смелой, погладив ее и создав горсть хлебных крошек, бросила их в фонтан.

— Правда, — согласилась Алив, — это был глупый вопрос.

Убийца кивнула и нахмурилась: в следующий момент рыбок, словно магнитом, притянуло друг к другу, смешав в бесформенный комок. Он быстро обрел очертания юркого водного дракончика с бирюзовыми чешуйками и черным, гладким гребнем на спине. Еще секунду он оставался неподвижным, но быстро освоился, цапнув свою создательницу за палец.

Хель хрипло рассмеялась.

— Тебя я, пожалуй, оставлю, — обратилась она к дракончику, продолжая делать вид, что никакой Алив не существует и в вестибюле академии Убийца находится исключительно в компании собственного творения. — Не хватает только этого…

На ладони Хель зажглась яркая искра, и, немного полюбовавшись на теплую, настоящую душу, творец подарила ее дракончику.

— Уверена, что ты оценишь мою щедрость.

Вместо этого ее снова укусили и быстро спрятались за одним из лепестков чаши, наблюдая за реакцией.

Однако она не последовала…

Убийца просто не успела сориентироваться, а Алив так и вовсе потерла глаза, надеясь, что это зрение наконец-то подвело свою владелицу (после столетий верной службы), а не действительно из воздуха нарисовался Гэбриэл в одном белье.

…Злой, недоумевающий Гэбриэл в полосатых семейных трусах, сверкающий идеальной лысиной вместо роскошной черной шевелюры, с какими-то странными рисунками по всему телу, будто бы Отступника размалевала младшая группа детского сада.

— Ого! — только и смогла выдавить Алив.

— Ты… что?! — переспросила Таня.

Подобравшиеся Анабель и Габриэль не сводили с Элли горящих взглядов. Даже Ририэль выполз из-под стола, чтобы похлопать ангела по плечу и сказать, что он молодец… ну скорее всего.

Элли смущенно улыбнулся и попытался отступить к двери. Как-то он не сразу сообразил, что о своих подвигах можно было и умолчать, ибо интерпретировать их могли не совсем верно. Что, собственно, и произошло в конечном итоге.

— Прости, мне показалось или действительно кто-то сказал, что стоял рядом со спящим Отступником, имея возможность сделать с ним все что угодно, и просто обрил его налысо?! — Голос Тани взвился до опасных высот.

— Почему же «просто»? — всерьез оскорбился Элли. — Я сделал так, что никакие силы ему волосы не вернут. И порисовал еще чуток: тоже не отмоется.

— Ррр!

— Нельзя меня бить, — не на шутку испугался ангел, когда на него начали наступать с трех сторон, еще и Алир лицом и позой выразил полную солидарность с дамами.

Ририэль же решил воздержаться от каких-либо действий.

— Я маленький! Я беспомощный! Как вам сильным и большим не стыдно! — возмутился Элли, опускаясь на корточки и взирая на Анабель, Габриэль и Таню снизу вверх несчастными глазищами напуганного олененка. Прием, как обычно, сработал безотказно, и дамы в нерешительности замерли над ангелом воплощением укора и негодования, но руки поднять не осмелились.

— Ты же мог его убить, крестьянина веселого тебе в соседи! Избавить нас от всех проблем! Страха! Хотя бы отомстить! — воскликнула сиятельная эльфийка. — И не говори, что в тебе вдруг проснулась жалость или брезгливость, все равно не поверю.

Элли пожал плечами, мол, он еще не совсем из ума выжил: такие глупости рассказывать.

— Милорд бы этого не хотел. Слишком просто. Он так не любит.

Анабель скривила лицо. То, что Азраэль говорил о Габриэле в настоящем времени, неприятно резануло слух, одновременно даря напрасную надежду и заставляя злиться на ангела с его неправильным отношением к жизни и смерти, что бы ни подразумевалось под этими двумя понятиями.