Джек Вэнс - Вечная жизнь

Анастазия де Фанкур вернулась в свою комнату, закрыла за собой дверь. Она чувствовала себя так, будто вынырнула из ледяной воды и вернулась на солнечный пляж.

Спектакль вроде бы получился, хотя и были шероховатости. Возможно, придется добавить еще один эпизод…

Она застыла. В комнате был кто-то чужой. Незнакомый. Она заглянула в маленькую прихожую. Там сидел мужчина. Большой мужчина с бородой.

Анастазия прошла вперед, сняв шапочку и распустив волосы.

— Мистер Рейнгольд Бибурсон. Большая честь для меня.

Бибурсон медленно покачал головой.

— Нет, это честь для меня. Я не буду извиняться за вторжение. Космолетчики выше условностей.

Анастазия рассмеялась.

— Я бы согласилась с вами, если бы знала, какие условности вы имеете в виду.

Бибурсон отвел глаза в сторону. Анастазия подошла к столу, взяла полотенце и начала вытирать грим с лица.

— Я не из тех, кто умеет хорошо говорить, — сказал Бибурсон. — В моих мыслях рождаются картины, которые мне трудно перевести в слова. Мне приходилось бодрствовать на вахте недели, месяцы, когда остальные спали.

Анастазия скользнула в кресло.

— Вы, должно быть, очень одиноки.

— У меня есть работа. Есть скульптуры. Есть музыка. Сегодня я увидел вас и поразился. До сих пор я только в музыке находил то, что всколыхнули во мне вы.

— Этого следовало ожидать. Мое искусство, как музыка. И я, как музыканты, пользуюсь символами, далекими от реальности.

— Я понимаю, — кивнул Бибурсон.

Анастазия подошла к нему, заглянула в его лицо.

— Вы странный человек. Вы чудесный человек. Почему вы здесь?

— Я пришел просить, чтобы вы пошли со мной, — ответил Бибурсон с величественной прямотой. — В космос. “Стар Энтерпрайз” готовится к полету. Скоро мы полетим на Акарнар. Я зову вас собой в черное, украшенное звездами небо.

Анастазия улыбнулась.

— Я такая же трусиха, как и все остальные.

— В это трудно поверять.

— Но это правда. — Она подошла к нему, положила руку на его плечо. — Я не могу покинуть свои суррогаты. Тогда распадется связь между нами. Как видите, моя свобода весьма ограничена.

Сзади послышались шаги и раздался хриплый голос:

— Должен сказать, что сценка весьма любопытная.

В дверях стоял Абель Мандевиль и рассматривал комнату. Наконец он прошел вперед.

— Крутишь шашни с этой бородатой вороной? Обнимаешься с ним?

Анастазия разозлилась.

— Не слишком ли много ты позволяешь себе?

— Ха! Моя грубость менее тошнотворна, чем твое легкомыслие.

Бибурсон встал.

— Боюсь, что я испортил вам весь вечер, — печально сказал он.

Мандевиль хмыкнул:

— Не обвиняй себя. На твоем месте мог быть любой другой.

Раздался еще один голос. В комнату заглядывал Винсент.

— Могу я поговорить с тобой, Анастазия?

— Еще один! — воскликнул Абель.

Роденейв напрягся.

— Это оскорбление, сэр.

— Не имеет значения. Что тебе здесь нужно?

— Я не вижу, почему это вас должно интересовать.

Абель двинулся к нему. Роденейв, ростом чуть ли не вдвое ниже его, не тронулся с места. Анастазия очутилась между ними.

— Эй, петухи! Остановитесь! Абель, уйдешь ли ты, наконец?

Абель взбесился.

— Мне уйти? Мне?

— Да.

— Я уйду последним. Я хочу поговорить с тобой. — Он махнул в сторону Роденейва и Бибурсона. — Эй, вы, уходите!

Бибурсон поклонился с печальной грацией и вышел.

Винсент нахмурился.

— Может быть, мы увидимся позже? Мне нужно объяснить…

Анастазия пошла вперед. Ее лицо выражало страшную усталость.

— Не сегодня, Винсент. Мне нужно отдохнуть.

Роденейв заколебался, затем ушел.

Анастазия повернулась к Абелю.

— Абель, пожалуйста. Мне нужно переодеться.

Но Мандевиль стоял, как бык.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Я не хочу ничего от тебя! — Голос ее внезапно сорвался на крик. — Ты понимаешь, Абель? Я с тобой покончила, навсегда, насовсем! Уходи! — Анастазия отвернулась от него и стала вытирать грим.

Сзади послышались тяжелые шага, затем возглас, стон, звук упавшего тела и мерное капанье — кап-кап-кап… которое скоро прекратилось.

Следующий день был воскресенье. Вэйлок проснулся в состоянии крайней прострации. Он медленно оделся, вышел на улицу и пошел вдоль озера по направлению к Эстергази-сквер. Выбрав место в небольшом кафе, откуда он мог видеть и озеро и набережную, он заказал крепкий чай и рогалики с джемом.

Площадь была залита солнечным светом. Народу было больше чем обычно. Дюжина крикливых детей играла в игру “Найди гларка”. Поблизости от Вэйлока сидели трое юношей и разговаривали, изредка громко смеясь.

Вэйлок прислушался. Юноши рассказывали анекдоты, в основном, неприличные.

Настроение его ухудшилось. Он мог повернуться к ним и сказать:

— Смотрите на меня, я монстр. Я убил не один раз, а два. А сейчас я обдумываю способ, как убить много людей. — Эти кретины раскрыли бы рты от страха и подавились бы своим идиотским смехом.

Солнце грело все сильнее, и постепенно к Вэйлоку стало возвращаться присутствие духа.

События прошлого вечера должны были реабилитировать его. Это должна была признать даже Джакинт. Если она согласится прекратить свои преследования, он может забыть тот ужасный план, что зрел в его голове. Однако он понимал, что ему будет трудно отказаться от него.

Вэйлок достал из кармана конверт Роденейва и стал рассматривать пленку Анастазии. Разделить эти два изображения, наложенные друг на друга, совсем нетрудно. Обычная фототехника с фазовым анализом.

Он снова спрятал конверт в карман. Роденейв сильно рисковал из-за Анастазии. Бели бы все открылось, он потерял бы работу, и его ждала бы Клетка Стыда. Он, Вэйлок, однажды рискнул и ничего не выиграл. Кажется, сейчас ему не остается ничего другого, кроме как рискнуть снова, но уже с большей вероятностью выигрыша.

Вэйлок посмотрел на залитую солнцем площадь, где играли дети, где мужчины и женщины шли в Актуриан и выходили оттуда с неподвижными лицами, угасшими глазами. Вэйлок взял газету. С первой страницы на него смотрело лицо Анастазии де Фанкур, прекрасное и одухотворенное, как лицо Сильфиды. Да, ее выступление было потрясающим. Вэйлок взглянул на название газеты — “Кларион” — газета Абеля.

Вэйлок быстро пробежал глазами новости. Миллионер-гларк предлагал все свое состояние за то, чтобы стать Амарантом. Автор жестоко высмеивал незадачливого миллионера. Новый суперинтендант Леон Граделла рассказывал о Баллиасском Паллиатории. Лига Гражданской Морали гневно клеймила развлечения в Карневале, называя их позорными, грязными, отвратительными.

Вэйлок зевнул, отложил газету. По набережной шла странная пара: высокий угрюмый молодой человек и женщина, такая же высокая, с гладкими рыжими волосами и лицом, длинным, как скрипка. На ней был ярко-зеленый жакет, ярко-желтая юбка, на руках звенела дюжина медных браслетов.