Стэнк Константин - Неудачный контакт (Сборник рассказов)

Секретные хранилища с генетической базой, во всех филиалах – вернуть заказчикам и предложить им самостоятельно заниматься поиском суррогатных матерей.

Лабораторию на острове надлежит закрыть!

Само-возвеличившись от осознания своего благородства и не мыслимого человеколюбия, в Богоугодном деле, он теперь уверенно отвечал на все звонки и твердо заявлял:

«Решение окончательное, отмене и обсуждению не подлежит!»

Впервые в жизни его человеческое начало взяло верх над стяжательством и жаждой обогащения.

Более, закрытый клуб «Миллениум» не существует, нет и других ему подобных.

На Элеонору накатывала депрессия. Она это чувствовала и знала, как избавиться от неприятности. И избавилась бы, если бы не ссора с Надькой (Надией-змеей).

С Надькой они были когда-то подругами, жили в одном доме, учились в одном классе, вместе решили на зависть одноклассницам– отличницам, поступить на филологический. Еще и потому, что крепко не дружили с математикой и физикой. Вместе поступили, вместе учились, и вместе бросили учебу. Ушли в загулы по ночным клубам, назло быдловатому обществу и общественной отсталой морали – громко выразили молчаливо свое презрение «чумовые» девчата. И хотя подругами они давно уже не были, но гордо представляли друг – друга новым знакомым:– «Моя приятельница».

Ссора вышла из-за пустяка. Элеонора согнала со скамейки Надькину кошку, в намерении присесть рядышком с приятельницей.

Кошка ничего, спокойно ушла и улеглась под кустом.

А Надька, Надия-змея зашипела злобно, надолго, и безостановочно. Элеонора – ответила, как могла резко и убедительно. Потом разногласия постепенно перешли на одежду, косметику, женихов, всех бывших и несостоявшихся.

Незаметно Надька перешла на лексикон народный, весьма далекий от языка печатного. Она с успехом освоила его еще в школьные годы.

Элеонора ответила «Феней», тоже не совсем печатной, но ставшей с недавних пор вполне допустимой в кино и на телевидении.

Кошка давно уже мирно дремала под кустом, а два несостоявшихся филолога приобщали соседей к немыслимым оборотам новоявленной литературой не признанной культуры.

Закончилось тем, что Надька запустила в приятельницу толстенный глянцевый журнал.

Элеонора не стала уворачиваться, а ловко этот журнал поймала и его же глянцем отхлестала соперницу по щекам.

И вот результат – глубочайшая депрессия.

– Интересно, что же эта дура читает? – Элеонора взяла журнал, прочитала несколько заметок, потом рассказ. Пришло некоторое злорадное удовлетворение.

– Читает-то, она полную чушь!

– Как же поднять настроение? Где-то читала, что ничего так не успокаивает, как собственное сочинение, плоды своего труда. Надо попробовать писать, чем она хуже этих писак– авторов глянцевых журналов.

– Решено. Надо писать.

После недолгих размышлений придумала себе псевдоним – Ниферпатра, позаимствовав от имен Нефертити и Клеопатры.

Изменила обстановку по «Фен-шуй».

Соорудила с помощью косметики физиономию мыслителя по «Фрейду».

Даже простила мысленно Надьку по «Карнеги».

Мысленно выругалась по «Фене», и по – народному не хуже Надьки: «Я вам покажу…!»

Вслух помолилась, прочитав «Отче наш» целых три раза подряд. Перекрестила ноутбук, запутавшись в православном кресте и католическом.

Чертыхнулась, окончательно уже не понимая, как же правильно крестить.

Поплевала, через левое плечо.

И через два часа рассказ о Надьке, которая называла себя «Надия», но оказалась змея – готов.

Короткий разговор с бывшим однокурсником, ныне литературным редактором в глянцевом журнале.

И снова за работу. От депрессии не осталось и следа.

Она сочиняла уже десятый рассказ, а в это время главный редактор того самого глянцевого журнала возмущался: «Ну почему, к нам в журнал несут всякую чушь!? Вот снова, какая-то Ниферпатра объявилась!»

Она была еще молодой и красивой, фигура ее сохраняла стройные формы. Но однажды, случайно, мимоходом довелось ей услышать убийственно неприятную фразу, вдруг она услышала: «Молодая еще, красивая, стройная, а уже вдова». Человек, который сказал это, наверное, хотел посочувствовать ей, скорее всего, жалел ее. Но лучше бы ей этого не слышать.

Теперь эта фраза не давала ей покоя, все всплывала и всплывала в памяти, сгибая плечи, сутуля стройную фигуру, пробивая морщины на румяном, цветущем лице, перебивая мысли, очерняя душу. Лучше бы, ох лучше бы, ей этих слов не слышать.

Она бы, наверное, сошла с ума, от бесконечных мыслей и бессонных ночей, если бы не «ОН». Если бы не память о НЕМ. Если бы бесконечно не всплывали воспоминания об их долгой, доброй, семейной жизни.

Сказать, что жили они мирно, не скажешь. Нельзя сказать, что у них были частые ссоры. Другое дело – размолвки и подтрунивания – этого добра сколько угодно, постоянно в таком состоянии, то был стиль их семейной жизни, как теперь говорят молодые – их фишка. Но никогда никаких упреков, криков и скандалов.

Странно сложилась их пара.

Еще на первом свидании, когда вместо привычных комплиментов и восхищений Он два часа рассказывал ей о современной технике и возможностях технического прогресса, о том, что и как можно сконструировать, ей подумалось:

– «Оригинал, однако – таких одержимых, еще не было!»

Все предыдущие, до него, а было их несостоявшихся и тайно и явно, по ней страдающих «женихов» много, просто отбою не было.

Но все вели себя одинаково – нагло и развязно. Как ей тогда это не нравилось!

Отшивала всех нещадно.

А этот, даже целоваться не полез. Пришлось ей самой прервать его вдохновленную лекцию, как бы нечаянным поцелуем. Нравился он ей очень.

Потом она вдруг объявила родственникам в присутствии друзей, что выходит замуж. Сама не ожидала от себя такой смелости.