Мариэтта Шагинян - ДОРОГА В БАГДАД

— Ай-ай, Бабуган-Ага! — сочувственно воскликнул русский. — Твои Слуги обворовывают тебя, насмехаются над тобой и твоей тещей! Бедный БабуганАга! Посмотри, как работает у меня Мамук. Эй, Мамук!

Из угла вынырнул веселый молодой араб, чистенький, как орешек. Он держал в руках шкатулку.

— Мамук у меня казначей. Видишь эту шкатулку? Мамук держит мои деньги и не обворовывает меня. Он не мажет моего осла навозом. Он не грубит моей теще. Мамук хороший работник, честный работник, вежливый работник. Таковы законы в Моей странё, Бабуган-Ага, что мы страхуем работников и даем им хорошую жизнь, а они находят, что честными быть выгодней. Попробуй, Бабуган-Aгa, не будет ли и у тебя того же?

Крючник и Мамук переглянулись и оскалили зубы. Бабуган-Ага бешено сверкнул белками:

— А вот я поступлю с ним, как с чумным псом, и выгоню его, и возьму взамен десять других, которые будут лизать мои ладони за луковицу! Вот что я попробую но нашему обычаю, саиб!

— Бедный Ага! Вместо одного, тебя будут обворовывать десять, и десять грубостей наделают твоей теще. Пощади хоть ее, если не себя!

Взбешенный яличник круто повернулся и вышел. Крючник с веселой гримасой побежал вслед за ним: он отлично знал, что сегодня же подучит рт хозяина прибавку. А усталый и потный от жары товарищ Прочный продолжал! выслушивать сотни жалоб и претензий, не имевших никакого отношения к русскому представительству. Он ходил от одного к другому, похлопывал по плечам жалобщиков, пил чай вместе с купцами, ругался вместе с амбалами, позволял каждому теребить себя за кушай и рукав, — словом, вел себя так, что Чарльз не без пользы простоял в его канцелярии.

— Сэр! — воскликнул секретарь впопыхах, врываясь к лорду Антрикоту. — Демагогия, чистейшая демагогия! Я изучил, сэр, все его приемы! В десять минут вы можете достичь того же самого!

Пока английский лорд поджав губы и подняв брови, выслушивал своего секретаря, привратник был в свою очередь поражен как громом: перед дверями появился клиент! Это был маленький человек, чернявый, как жук, с длинными напомаженными усами, в мундире, до такой степени расшитом галунами, что Найти на нем свободное местечко было не легче, чем обнаружить на европейской карте клочок земли, не покрытый таможней. Клиент закрутил усы Кверху, осведомился, когда лорд принимает, и проследовал в приемную. Привратник что было силы зазвонил к секретарю. Секретарь взглянул в окошко и обомлел.

— Сэр Антрикот, — воскликнул он дрожащим голосом, — в приемной посетители!

— Сколько?

— Человек десять без девяти, сэр! Не забудьте, что я вам сообщил! Смелее, сэр! Сделайте выпуск побольше!

Лорд Антрикот вытянул из штанов изрядный кусок крахмальной рубашки, расстегнул ворот, растрепал волосы и бодрой походкой пошел на прием. При виде его посетитель почтительно встал с места, сделал несколько, шагов и остановился. Англичанин был положительно пьян! Он шел танцующими шагами, красный, как рак, растрепанный и с рубашкой навыпуск!

— Здравствуй! — произнес он дружески, подходи к человеку, и положил ему руку на плечо.

— Не знаю, сэр, за кого вы меня принимаете! — пробормотал! черномазый, возмущенно раздувая усы и отступая к дверям. _— Южное солнце, сэр, может быть, припекло вам голову… Я князь! Я владетельный князь Румынии, Гонориус Гонореску!

— Отлично, друг, — ответил сэр Томас. — Князь ли ты или носильщик, дом мой открыт для каждого, и ухо мое опущено к устам ближнего моего. Говори, в чем имеешь нужду?

Но румынский князь, испугавшись опущенного уха лорда, еще больше, чем его выпущенной рубашки, быстрее зайца юркнул на лестницу ц дал стрекача. Только возле будки привратника он остановился и отдышался.

— Плохой климат! — пробормотал он, подходя) к привратнику и доставая большой белый конверт с золотым обрезом — По видимому, лорд пострадал от этого климата на оба уха. Вот возьмите, любезный, конверт и передайте ему, когда он оправится!

— Странно, — в свою очередь пробормотал сэр Томас, распечатывая конверт, — мистер Прочный делает при помощи этой тактики чудеса а я почему-то отпугиваю человеческие сердца! Посмотрим, что это такое… Эге-ге-ге! Чарльз, подите-ка сюда!

На лице сэра Томаса появилась нежнейшая улыбка. Глазки его сощурились. Секретарь с интересом заглянул в бумагу и прочитал вполголоса:

Сегодня вечером! мы c вами прогуляемся, Чарльз, — милостиво произнес сэр Томас. — Приготовьте два одинаковых домино! Карнавал в порте Ковейте!.. Это, знаете ли, имеет, дипломатический интерес!

— Решаюсь возразить вам, сэр, — несмело прошептал секретарь. — Процессия Кавендиша Начинается сегодняшний день… Город будет полон кровавых столкновений… лучше выждать сообразно с инструкциями мистера Лебера!

— Оставьте вашего мистера Лебера! Оставьте инструкции. Говорю вам, Чарльз, что в интересах диплома… ай! Что это за шум?

С улицы неслись унылые гортанные крики, полные тягучего и мрачного отчаянья. Консул и секретарь бросились к окну. Маленькая европейская улица, полого спускающаяся к набережной, переполнена необычайной толпой. Из восточных Кварталов двигается множество мусульман, обнаженных по пояс, с огромными шестами и древками, на самой верхушке которых торчат талисманы и амулеты, завернутые в алые шелка. Головы идущих гладко выбриты на! маковке, рты растянуты, как у рыб, в диком, фанатическом напеве. Вокруг — них и перед ними толпа дервишей: и мулл, время от времени ударяющих в ладоши. Тогда шествие приостанавливается, и все поющие, сколько их есть, свободной рукой бьют себя до голой груда, издавая резкий, гнусавый крик: «Ризе-Азас-Эмруз!»*

— Чёрт возьми, точь в точь как в Мохарраме!** — воскликнул сэр Томас. — Глядите, Чарльз, глядите внимательно! Впитывайте это зрелище всеми порами! Перед вами торжество английского гения! Что дерзает наш гений, Чарльз? Завоевывать человеческие темпераменты! Мы присутствуем при величайшей исторической победе: при искусственном, так сказать, инкубационном зарождении новой религии!

— Тише, сэр! — пробормотал Чарльз, опасливо носясь на толпу. — Этим чертям совсем не до шуток!

И действительно, зрелище начинало становиться тягостным. Напряженные, отуманенные опиумом, неподвижные зрачки фанатиков, вперенные в дервишей и мулл, точно пьянели от несказанного, призывного языка жестов. Муллы ничего не говорили, они звали толпу руками. Эти руки, воздетые над сотней голов и сопровождаемые тысячью плывущих под ними зрачков, подобно поплавку, идущему над крючком, вздрагивали и дергались, обуреваемые тяжким грузом человеческого фанатизма, пойманного на их приманку. Они плясали в воздухе танец десяти пальцев. Каждый Палец, то острый, то блеклый, то напоминающий, то мстительный, то прямой, то Крючковатый, звал, грозил, хихикал, заклинал, плескался, как кисти бамбука в воздухе, завлекая, закруживая и защекотывая за собой толпу. — Крики и стоны становились нее чаще, все пронзительней. Из глоток сами собой выходили глубокие вздохи, словно от нажима мехов. Кой у кого в руках блеснули ножи. По израненным, исколотым грудям потекла кровь… «Ризэ-Азас-Эмруз!»