Терри Пратчетт - Опочтарение

— Я как-то прокатился на… — начал Мокрист, но Хобсон поднял ладонь.

— П'хоже, вам нужен конь-огонь, — сказал Хобсон. Его улыбка стала еще шире, — ну что же, я всегда даю клиенту то что я хочу, вы же знаете. Так что я привел вам Бориса.

— Правда? — удивился Мокрист, — и что, довезет он меня до Сто Лата?

— О, в мгновение ока, сэр, — заверил его Хобсон, — вы как, хороший наездник?

— Когда нужно быстро ускакать из города, никто не сравнится со мной.

— Это хорошо, сэр, очень хорошо, — медленно сказал Хобсон голосом человека, который осторожно подталкивает жертву прямо в ловушку, — у Бориса есть некоторые недостатки, но я вижу, что опытный наездник вроде вас справится с ним без труда. Ну что, готовы? Он ждет вас снаружи. Конюх держит его.

На самом деле оказалось, что огромного, опутанного паутиной веревок жеребца держат сразу четыре конюха, а тот вырывается, скачет, лягается и пытается кусаться. Пятый конюх уже лежал на земле. Борис был просто убийцей.

— Как я и сказал вам, сэр, у него есть некоторые недостатки, но никто не скажет, что он… как это было… о, да, «перекрашенная старая кляча». Ну что, все еще желаете резвого коня?

Улыбка Хобсона, казалось, говорила: «Вот что я делаю с высокомерными ублюдками, которые воображают, что могут шутки со мной шутить. Ну что же, посмотрим, как вы поскачете на этом жеребце, мистер Я-Знаю-Все-О-Лошадях!».

Мокрист посмотрел на Бориса, который пытался растоптать упавшего человека, а потом на собравшуюся толпу любопытных. Проклятый золотой костюм. Если бы вы оказались на месте Мокриста фон Губвига, у вас остался бы только один выход — поднять ставки.

— Снимите седло, — скомандовал он.

— Что? — переспросил Хобсон.

— Снимите с него седло, мистер Хобсон, — твердо повторил Мокрист, — это мешок с почтой и так слишком тяжелый, так что давайте снимем седло.

Улыбка Хобсона не исчезла, но все остальные черты его лица, казалось, отодвинулись от нее в сторонку.

— Что, детишек уже завели, сколько хотели? Новые без надобности, да? — ехидно спросил Хобсон.

— Просто дайте мне попону и подпругу, мистер Хобсон.

Теперь улыбка Хобсона пропала окончательно. Вся эта затея стала слишком смахивать на убийство.

— Может, передумаете, сэр? — спросил он, — в прошлом году Борис оттяпал конюху два пальца. Этот жеребец лягается, дергает поводья, норовит вас сбросить. В нем демоны сидят, факт.

— Но он поскачет?

— Не поскачет, а полетит стрелой, сэр. Прирожденный дьявол, вот кто он, — заверил Хобсон, — а еще вам понадобится лом, чтобы заставить его огибать углы. Послушайте, сэр, хорошенького понемножку, позабавились и хватит, у меня есть куча других…

Хобсон вздрогнул, когда Мокрист одарил его особой улыбкой, припасенной как раз для таких случаев.

— Вы его выбрали, мистер Хобсон. А я на нем поскачу. Я буду очень признателен, если вы велите своим джентльменам повернуть его вдоль Бродвея, головой к выходу из города, а я пока схожу урегулирую пару деловых вопросов.

Мокрист вошел в Почтамт, бегом бросился вверх по ступеням в свой кабинет, захлопнул дверь, запихал себе в рот носовой платок и несколько секунд тихо хныкал, пока ему не полегчало. Ему доводилось несколько раз скакать без седла, когда действительно припекало, но у Бориса были глаза абсолютно сумасшедшей твари.

Но отступи сейчас, и ты станешь… просто идиотом в блестящем костюме. Людям требуется образ, шоу, нечто запоминающееся. Ему всего-то и надо, что продержаться в седле, пока не покинет город, а потом можно будет спрыгнуть в подходящие кусты. Да, это сработает. А затем останется только прихромать в Сто Лат через несколько часов, все еще сжимая в руках сумку с почтой, и наплести с три короба о своей храбрости в битве с бандитами. Ему поверят, потому что это будет очень правильная история… потому что люди хотят верить во что-то подобное, потому что из нее получится отличная байка, потому что если навести достаточно блеска, стекло становится больше похоже на бриллиант, чем сам бриллиант.

Когда он снова вышел на ступени у главного входа в Почтамт, из толпы донеслись приветственные крики. Солнце как раз в этот момент решило театрально появиться из тумана, и заиграло на крылышках, украшавших шляпу Мокриста.

Борис на первый взгляд казавшийся почти покорным, стоял и жевал удила. Это не ввело Мокриста в заблуждение; если лошадь вроде Бориса стоит спокойно, значит, она что-то замышляет.

— Мистер Помпа, мне нужно, чтобы вы меня подсадили, — распорядился Мокрист, перекидывая через голову ремень от сумки с почтой.

— Да, Мистер Губфиг.

— Мистер Губвиг!

Мокрист обернулся и увидел Сахариссу Резник, которая спешила к нему по улице, с блокнотом наготове.

— Всегда рад вас видеть, Сахарисса! — сказал Мокрист, — но сейчас я немного занят…

— Вы знаете, что «Великий Путь» опять не работает? — выкрикнула она.

— Ну да, это же было в газете. А сейчас я должен…

— Значит вы все-таки бросаете вызов семафорной компании? — карандаш застыл в полной готовности над ее блокнотом.

— Я просто доставляю почту, мисс Резник, я ведь вам говорил, — сказал Мокрист твердым, мужественным голосом.

— Но ведь это очень странно, не правда ли, что обычный наездник более надежен чем…

— Пожалуйста, мисс Резник! Мы ведь Почта! — воскликнул Мокрист самым благородным тоном, — мы не опускаемся до дешевой конкуренции. Нам очень печально слышать, что наши коллеги из семафорной компании испытывают временные трудности со своими механизмами, мы очень опечалены таким оборотом дел, и если они захотят, чтобы мы доставили их сообщения вместо них, мы конечно же будем счастливы продать им немного марок, которые скоро будут доступны в номиналах пенни, два пенни, пять пенни, десять пении и доллар, пункт продажи в Почтамте, уже с клеем. Кстати, мы планируем в скором времени выпустить клей со вкусом лакрицы, апельсина, корицы и банана, но не клубники, потому что я терпеть не могу клубнику.

Он увидел, что она улыбается, записывая все это. Она спросила:

— Я правильно вас поняла? Вы предлагаете доставить семафорные сообщения ?

— Конечно. Транзитные сообщения могут быть переданы башням «Пути» в Сто Лате. «Готовность помочь», — наше второе имя.

— Вы уверены, что не «Нахальство»? — спросила Сахарисса под смех толпы.

— Уверен, я не понимаю, о чем вы толкуете, — прикинулся простаком Мокрист, — а теперь, если вы…

— Вы опять натянули нос семафорщикам, разве нет? — спросила журналистка.

— О, это, наверное, какой-то журналистский термин, — ответил Мокрист, — у меня никогда не было длинного носа, а если бы и был, я не знаю, как его натягивать. А теперь, если вы извините меня, мне нужно заняться доставкой почты, пора ехать, пока Борис не сожрал кого-нибудь. Опять.