Сергей Костин - Подразделение 000

Когда спецмашина мчится по городу на аварийной системе оповещения по первому разряду в близлежащих домах перекрывается холодная и горячая вода, гаснет свет, заканчивается отопление и дохнут, занесенные в Красную книгу, тараканы.

Не случайно в народе бытует поговорка: – «Если в кране нет воды, значит, выпили спасатели подразделения 000». Или наоборот: – «Если в кране есть вода, значит, спасатели подразделения 000 даже близко не проезжали». Нас, спасателей, народ любит.

Миновав на полной скорости три ряда оцепления, по ходу смяв пластиковые надолбы и титановые «ежи», мы подкатили к Восточной башне. Здесь уже командовали другие ребята, и нам пришлось притормозить. Не давить же вставших на пути людей в черных кантатных линзах?!

– И эти здесь, – пробормотал Боб, застегивая комбинезон на все кнопки.

– Куда без них, – согласился я, поправляя связь-наушники, как того требовали правила Службы, – Приказ по команде. Ни с кем кроме меня радио разговоры не вести, на вопросы без Директора не отвечать, запечатать все люки, кроме парадного, в глаза никому не смотреть. И вообще, не дерзите, не хамите и в драку не лезьте. Переговоры беру на себя.

В парадный люк позвонили.

– Не запылились, – прошептала Милашка тише обычного, – Командор! Может, спуститесь? А то на борт пускать их…. Потом не выгонишь.

– Иду вниз, – принял я смелое решение. Снял с груди все ордена, медали, вынул из карманов документы, сложил все в коробку и передал Бобу, – Если что…. Ты знаешь, кому это отдать.

Американец смотрел на меня со слезами на глазах. Наверно, он так до конца и не верит, что я собираюсь выйти из Милашки и пообщаться с ребятами в черных контактных линзах.

– Я…, все сделаю, командир. Я…, тебя никогда не забуду.

– Ну, ну, Боб, – прижал я американца к груди, – Не все так плохо. Мы на работе, они на работе. Должна же быть в мире справедливость. Прорвемся. Э-эх! Была, не была! Мыша, родимая! Надеюсь, в стволе твоего пулемета есть одна пуля для меня?

Из динамиков донеслись сдержанные рыдания. Спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать не только уважала, но и любила своего командира. За что? А черт ее машину знает?

Покорчив перед стерео зеркалом мужественные рожицы, я кивнул внутреннему глазу Милашки. Открывай, мол, спецмашина двери. Командор идет на встречу с вохровцами.

Если не возражаете, немного истории.

Служба ВОХР – Вооруженная Охрана Ходячих Раритетов – была организована задолго до появления подразделения 000. Весьма и весьма секретная служба по организации безопасности неких государственных лиц. О ребятах в черных контактных линзах известно немного. Говорили, что на заре своего существования вохровцы занимались охраной государственных складов и мелкооптовых магазинов. И что в составе Службы ВОХР были преимущественно старенькие бабушки, большинство из которых вряд ли могли попасть белке в глаз с расстояния менее одного метра. Но все это, я думаю, наглое вранье.

Государственная служба ВОХР была, есть и будет самой могущественной, самой таинственной и самой влиятельной организацией в стране. Да и во всем мире, пожалуй. Это и есть самая настоящая правда.

Ребята в черных контактных линзах имели столько полномочий, сколько не снилось спасателям подразделения 000. Никто и никогда не смел указывать им, что делать, как делать и когда открывать огонь на поражение.. Никто никогда не ограничивал их в средствах, и в праве выбора и применения оружия. Вохровцы, используя самые современные достижения науки и техники, охраняли очень высокопоставленных клиентов. Двух, трех, на всю страну. И надо отдать им должное, с работой они справлялись.

Одним словом, мы, спасатели, даже в подметки не годились серьезным ребятам в черных кантатных линзах.

– А где хлеб с солью?

Я, смущенный заданным вопросом, топтался на нижней ступеньке эскалатора Милашки. Необычный прием, оказанный мне, говорил о том, что у человека в черных линзах есть немного юмора. Обычно вохровцы тыкали в бок пистолет, а уж потом спрашивали, что и кому здесь надо.

Вохровец без погон и шевронов, но с глубоким шрамом поперек лица, не моргая, внимательно смотрел на меня. От этого взгляда стыла венозная кровь и закипала артериальная.

– Майор Сергеев я, – представился я, попытавшись поднять руку для отдания чести.

Не позволили. Навалилось человек пять. Прижали к пластику и размазали об него все лицо.

– Лежать! Руки за голову! Ноги врозь! – шептали они горячим воздухом в затылок. Говорить, а тем более кричать громко, им не позволял устав. Вохровец должен быть тих, незаметен, бесстрашен и ужасен.

– Лежу, – стонать с прижатым к дороге ртом не слишком удобно, но промолчать я не мог. Совсем бы на узел закрутили.

– Кто такие? – прошептал человек в черных контактных линзах, встретивший меня у трапа.

– Команда подразделения три нуля за номером тринадцать прибыла для проведения секретной спасательной операции по снятию со шпиля Восточной башни товарища ….

Прижали посильней, и имя Объекта заглушила дорога. Я и сам понял, что сделал глупость. Правильно Герасим меня учил: – «Молчание, серебро, а слово, мордой об дорогу».

– Документы есть, или как всегда спрятали? – наклонился надо мной вохровец.

Из всех документов при мне был лишь письменный приказ Директора в виде серебряной таблички, который приказывал всем от имени правительства оказывать «подателю сего» всяческую помощь, обеспечивать бесплатный проезд во всех видах транспорта. Выдавать три раза в день горячую пищу и не заставлять убирать грязную посуду со стола. Эти льготы действовали по всей территории России, включая автономные деревни и кишлаки.

Но эти льготы, а также и на само письмо Директора вохровцам было наплевать.

– Нулевики! – процедил сквозь зубы человек в черных контактных линзах. Вохровцы никогда не любили спасателей, считая, что они выскочки, воображалы и бездельники.

– Они самые, – выдавил я из себя несколько слов, – Может, встанете с меня?

Перед тем, как освободить тело от груза пяти вохровцев, меня тщательно обыскали, прощупали и пощекотали. Даже связь-наушники разобрали по микросхемам. Но ничего не нашли. Я не дурак, и не первый раз сталкиваюсь с ребятами в черных линзах.

Вставать пришлось самому. Вохровцы даже не удосужились попросить прощения за изодранный в клочья во время обыска комбинезон.

– Ну и порядочки у вас, поглядывая сведенными глазами на поцарапанный нос, пожаловался я. Холодный взгляд ничего не выражающих глаз вохровца пресек мои попытки высказаться в защиту кровоточащих частей тела. Поэтому было решено перейти непосредственно к делу, – Давно товарищ сидит?

Устремленный на далекую макушку взгляд подсказал вохровцу о ком идет речь.