Андрей Курков - Сказание об истинно народном контролере

Сначала Добрынин забросил в открытую дверцу самолета свою котомку, а потом уже, поддерживаемый полковником, забрался и сам. Сел на узенькое сидение, выглянул в иллюминатор, подтянул котомку поближе, чтобы лежала прямо у его ног. И стал ожидать взлета.

Не спалось ангелу этой ночью. Ворочался он долго, поворачиваясь лицом то к посапывающей во сне Кате, то к храпящему вполголоса красноармейцу Семену Гусеву, бывшему герою Перекопа, а ныне ответственному за «соборный молот», прикованный цепью к стене человеческого коровника рядом с висящим рельсовым билом. Поворочавшись и не найдя успокоения и сна, поднялся ангел, подбросил немного хвороста в незакрывающийся рот глиняной печки и вышел из жилища.

Ласковое дыхание ночи ободряло его. Тишина отвлекала от мыслей. Лунный свет покрывал спящую землю бархатом.

Но летнее тепло уже остывало, и отбликов бархата ночной земли веяло прохладой.

И вдруг со стороны речки донесся женский смех, звонкий и заливистый, и столько было в этом смехе неподдельной радости, что улыбнулся ангел и посмотрел туда, но не увидел никого. Пошел на другую сторону холма, туда, где пролегала свежая тропинка, ведущая к речке.

Смех затих, потом еще раз всплеснулся, словно выплывшая к поверхности речки большая рыба ударила хвостом.

Остановился ангел на склоне — в бархатном полумраке речка поблескивала отражениями звезд и потревоженной лунной дорожкой.

И увидел он, как, играясь и смеясь, плавает по этой дорожке женщина, и плещется она в воде, пытаясь разбрызгать или разогнать эту лунную дорожку, словно это кувшинки или тина.

Удивился ангел увиденному, но тут донесся до его ушей и мужской голос, негромкий и чуть хрипловатый, и что говорил этот голос, нельзя было разобрать. Присмотрелся ангел получше и увидел низкорослого мужчину, входящего в речку осторожно, совершенно голого, на ходу похохатывающего и бормочущего что-то. И вот уже женщина выплывает из лунной дорожки поближе к стоящему по пояс в воде мужчине и, зачерпнув пригоршню воды; плещет на него.

— А-а! Ой! — кричит мужчина дрожаще-радостным голосом и через какое-то мгновение приседает на месте, опускаясь в речку по шею.

И вот они уже вместе, то ли плывут, то ли идут по дну к лунной дорожке, и так приятно глазам это зрелище, что ангел забывает обо всем, и только смотрит, смотрит. Ведь ведут эти двое себя так, будто ни одной души больше нет на земле.

Опустился ангел на траву, присел поудобнее, упершись ладонями в прохладную, но не холодную землю, и наблюдал это радостное счастье обычных людей. И тут же всколыхнула его ненужная мысль, и представил он там в речке себя и Катю, и тоже будто плещутся они, смеются, и оба голышом, без одежд. И сразу и горько и сладко стало внутри, на сердце. И во рту сухость возникла, губы защемили, словно хотели воды или поцелуя. Но, понимая всю грешность собственного воображения, закусил ангел нижнюю губу так, что сразу на языке вкус крови возник, и уже не боль, а именно этот вкус отвлек мысли ангела от Кати и от себя, плещущегося рядом с нею.

А те двое выбрались из воды, что-то набросили на себя и пошли вверх по тропинке к вершине холма. Ангел испугался, не хотел он, чтобы подумали эти счастливые люди, будто он специально подглядывал за ними из какого-нибудь любопытства. И поэтому приник к земле, затаил дыхание и слушал их приближающиеся шаги.

Шли они молча, словно опасались разбудить кого-нибудь в Новых Палестинах своими голосами и смехом. Когда, не заметив лежащего ангела, прошли мимо, приподнялся он на локте и глянул им вслед. И узнал мужчину — был это горбунсчетовод.

Некоторое время спустя, когда ночь еще продолжалась и луна висела над рекою, пока не собираясь начинать спуск к земному горизонту, ангел встал на ноги и пошел вверх по тропинке. Уже подойдя к открытой двери коровника, он услышал чей-то шепот. И, снова не желая быть увиденным, отошел ангел за угол и там притаился. А в это время из коровника вышли три красноармейца с ружьями. Вышли, остановились, осмотрели внимательно ночь, звезды и неподвижность мира, и после этого пошли вниз по склону к распаханному под поле кладбищу.

Долго стоял ангел и смотрел им вслед. Аж до тех пор, пока не исчезли они далеко в поле, слившись то ли с горизонтом, то ли с цветом ночной земли.

Только после этого вернулся ангел на свою лавку. В коровнике было тихо, если не считать храпа красноармейца Семена Гусева. Улегся ангел, повернулся на бок так, чтобы видеть спящую Катю, и так, глядя на нее, заснул он в конце концов, хотя сна ему ночь оставляла немного, всего лишь часика три.

Перед самым рассветом в коровник, стараясь не шуметь, вошли три красноармейца, и каждый из них нес по большому тяжелому мешку. Пройдя в дальний угол коровника, опустили они мешки на деревянный пол и прилегли отдохнуть.

Пройдя короткий инструктаж на поле Тушинского аэродрома, Банов и Клара Ройд вместе с инструктором Добролета забрались в самолет, который тут же начал разбег, подпрыгивая на ухабах и неровностях взлетной полосы. В хвостовой части, где сидели под стенками Банов, Клара и инструктор, было темновато: два давно не мытых иллюминатора с трудом пропускали внутрь дневной свет. По полу каталась, создавая шум, какая-то железка. Когда она оказалась у ног Банова, он наступил на нее, придавив ее крепко к дюралевому полу. Стало чуть тише, но только на мгновение. Взревел двигатель, набравший, по-видимому, максимальное количество оборотов винта/машина еще сильнее задрожала и наконец оторвалась от земли.

Инструктор, невысокий мужчина лет сорока пяти в летной куртке, сидел напротив Клары и Банова. Он то и дело досматривал на свои часы. Потом, наклонившись всем телом вперед, напомнил прыгающим основные правила, на что Клара и Банов кивнули.

Еще минут через пять инструктор встал, заглянул в иллюминатор.

— Пора! — громко сказал он, обернувшись.

Клара с готовностью встала. Вела она себя так, будто напрыгала уже сто прыжков — и парашют на ней сидел ладно, и всем она казалась довольна. Банов даже позавидовал.

Инструктор открыл внутрь дверцу в хвостовой части и поманил прыгающих рукой.

Первой подошла Клара, за ней — немного нервничающий директор школы.

— Только помните! Сосчитайте до сорока пяти, а потом дергайте! — еще раз напомнил инструктор. Клара Ройд кивнула.

— Ну, пошли! — крикнул инструктор и отошел от дверцы, за которой начиналось небо.

Клара сделала два шага вперед и «провалилась» вниз. У Банова перехватило дыхание — таким неожиданным было исчезновение Клары! Он-то думал, что человек, прыгнувший с парашютом, еще некоторое время летит за самолетом или по крайней мере видно, как медленно летит вниз, а тут: вот она стояла и, сделав шаг, пропала из виду.