Андрей Курков - Сказание об истинно народном контролере

Разбудили его через некоторое время хлопнувшие входные двери. Приоткрыл он глаза и от этого будто бы лучше слышать стал. Донеслись до него два голоса: один женский, другой — военный. Разговор этих двух голосов длился недолго, потом две пары ног громко прошлись по коридору, скрипнула дверь в кабинет, два раза что-то глухо ухнуло, словно мешки с солью на пол упали, еще раз протопали по коридору ноги, но в этот раз уже в сторону выхода. А потом уже входная дверь щелкнула замком, и снова тихо стало.

Добрынин поднялся на ноги и выглянул из спальни.

В конце коридора, впадавшего, как ручей в речку, в большую комнату, промелькнула легкая тень.

Добрынин задумался, потер разок глаза и, все еще немного сонный, направился навстречу этой тени.

В большой комнате он увидел свою служебную жену Марию Игнатьевну. Она расслабленно сидела на диване и, как было видно, отдыхала. Увидев же Добрынина, вскочила на ноги, всплеснула руками и, ласково выдохнув: «Павлуша!», подбежала к народному контролеру и обняла его. Павел Александрович тоже обнял ее за плечи.

— Вернулся! Вернулся! — уткнувшись лицом в грудь Добрынина, всхлипывала Мария Игнатьевна. — Долгожданный мой!..

Павел Александрович, слушая эти всхлипывания, чувствовал себя озадаченно. С какой это стати он вдруг стал «долгожданным», когда у нее там на тумбочке портрет совсем другого мужчины? Или, может, это порядок такой? Может, именно так обязана встречать своего служебного мужа каждая служебная жена?! Добрынин терялся в мыслях, а тут еще сладкий запах духов, шедший от ее каштановых волос, задурманил голову. И ладони все норовили соскользнуть вниз по фиолетовому шелку ее платья.

Наконец жена ослабила объятия — видно, тоже руки устали, посмотрела с теплым чувством в глаза народному контролеру и широко улыбнулась улыбкой счастливого человека.

Добрынин охотно отстранился и сделал полшага назад, глядя на Марию Игнатьевну и замечая в ней перемены. Стала его служебная жена еще более приятной по наружности. И лицо еще больше округлилось, розовые щечки дышали свежестью. И сама она немного пополнела, отчего ее привлекательность только увеличилась.

— Когда вернулся, Павлуша? — спросила она бархатным тихим голосом.

Добрынин сглотнул слюну и сдавленно произнес:

— Вчера еще.

— Ну садись! — она показала рукой на диван. — Мы же с тобой столько не виделись!

Добрынин сел. Служебная жена присела рядом и придвинулась к нему вплотную, из-за чего народный контролер сразу ощутил в ближнем к жене боку прилив тепла.

— Ну рассказывай: где был, что делал? — попросила Мария Игнатьевна, склонив голову на плечо Павла Александровича.

Подавляя возникшее внутри волнение, Добрынин задумался. Рассказывать служебной жене обо всем, что с ним приключилось, особого желания не было. Но опять возникли сомнения: а вдруг это порядок такой, и каждый служебный муж обязан рассказывать все своей служебной жене?! Поразмыслив пару минут, народный контролер решил осторожно уточнить и спросил:

— Ну а как рассказывать: по порядку или самое главное?

— Главное, — жена кивнула, и лицо ее стало серьезным в ожидании рассказа.

Добрынин нехотя поведал ей об основных своих злоключениях, о гибели белого коня и двух товарищей по пурговой зимовке, о загадочном исчезновении целого народа, о надежных военных людях.

Жена слушала с нескрываемым интересом. Лицо ее настолько оживилось во время рассказа, что казалось Добрынину — с трудом сдерживала она себя от желания расспросить своего мужа поподробнее. Но все-таки ни разу она не перебила Добрынина и, когда он уже закончил, подняла голову с его плеча и поцеловала народного контролера в висок.

— Ты у меня — герой! — сказала ласковым теплым голосом.

Добрынину нежности служебной жены были вообще-то ни к чему, а от поцелуя в висок он весь сжался и напряг мускулы, чтобы подавить ненужное желание. Но слова служебной жены, а точнее — слово «герой» мягко легло на душу, и сделалось от этого Павлу Александровичу приятно. Сразу смягчилось его отношение к этой женщине, и, преодолевая свое стеснительное скудословие, он спросил:

— А ты, Мария Игнатьевна, где была?

— В командировку ездила, — спокойно ответила служебная жена. — Военным помогала…

Добрынин, услышав это, удивился и понял, что он о своей служебной жене совершенно ничего не знает.

— А по какой части командировка? — выдавил он из себя еще один вопрос.

— Я ведь председатель женкомиссии Верховного Совета по вопросам материнства и счастливой семейной жизни…

Добрынину при этих словах стало нехорошо, голова закружилась, и он встал на ноги.

— Что с тобой, Павлуша?! — обеспокоенно спросила Мария Игнатьевна.

— Что-то с головой…

— Ты устал, наверно. Сколько пережил-то! Может, немного водочки выпьешь? — удивительно ласково пропела жена.

Павел Александрович закивал.

— Садись, садись, Павлуша, я сейчас! — и Мария Игнатьевна, вскочив, вышла на кухню.

Добрынин снова сел на диван. В голове его царил сумбур.

Мария Игнатьевна, возвратившись в комнату, поднесла мужу стопочку водки и маленький соленый огурчик. Павел Александрович выпил и закусил. Немного полегчало;

— Давай я тебе о своей командировке расскажу! — предложила служебная жена и тут же, не дожидаясь согласия Добрынина, начала: — Я по Белоруссии ездила, по военным частям. На пограничных заставах была. Восемь тысяч декалитров крови собрала…

— Чего? — напуганно переспросил муж.

— Крови, — повторила Мария Игнатьевна и пристально посмотрела в глаза Добрынину. — А ты… ты, может быть, не знаешь ничего?! Ты ж там был, где ни радио нет, ни газет… Конечно, ты не знаешь!

— Что я не знаю?

— Ну… о всесоюзной кампании по сбору крови.

— А зачем кровь собирать? — все еще озадаченно спросил народный контролер.

— На случай войны, — ответила Мария Игнатьевна. — Международная обстановка очень напряженная. Вот и взял советский народ обязательства: дать Родине миллион декалитров крови. В первую очередь, конечно, военные и коммунисты сдают. С ними проблем никаких нет. А вот крестьяне-колхозники… — и Мария Игнатьевна неодобрительно покачала головой. — Они не понимают… Еще не изжит собственнический инстинкт.

— А как это кровь можно у человека взять? — задумался вслух народный контролер. — Это же трудно…

— Да нет в этом ничего трудного! — разубедила его служебная жена. — Очень даже легко, медицинский способом из вены. Для этого специальный пятидесятитысячный отряд фельдшеров подготовлен. Они так и называются — пятидесятитысячники. А ты, наверно, Павлуша, еще кровь не сдавал, раз не знаешь об этом?

Добрынин почувствовал, как похолодели его ноги. Крови он не сдавал, да и не очень-то хотелось ему ее кому-то отдавать. Однако надо было отвечать на вопрос жены и отвечать так, чтобы она ничего плохого о нем не подумала.