Андрей Курков - Судьба попугая

Собаки, увидев так много людей, выходящих из вагончика, заволновались. Вскочили, замахали хвостами.

Спустившись с порога, остановились шестеро мужчин. Замерли.

И услышали что-то. Различимы были какие-то еще далекие механические звуки в сером воздухе этого неопределенного заполярного времени суток.

— Слышали? Слышали? — вскинул руку хромой Дуев, желая привлечь к себе внимание. — Слышали? Рельс ложили! Я знаю! Я в детстве слышал, как рельсы ложат!

Добрынин прислушался повнимательней. Шум какой-то присутствовал в воздухе, но разделить его на разные звуки он не смог бы.

Ваплахов кашлянул, и тут же на него глянули с осуждением. Урку-емец тотчас закрыл рот рукавицей и отвернулся.

— Домой скоро поедем! — мечтательно произнес Степа Храмов.

— Холодно… — негромко сказал Калачев.

Добрынин наклонился к ближайшей лайке и погладил ее.

— Вот видишь, — проговорил он негромко, чтобы товарищи его не расслышали.

— Дождались мы! Дождались…

Первым в вагончик возвратился Горошко. За ним потянулись и остальные, а последним Храмов зашел, помедлив на дворе еще немного, то ли мечтая, то ли звуки слушая.

Уже в вагончике Калачев приказал Горошко связаться с Москвою и доложить обо всем.

На кручение ручек и настройку ушло не меньше часа, но наконец связь была установлена и между столицей Советской страны и заброшенной неизвестно где экспедицией протянулась невидимая линия из точек и тире.

И шли они в обоих направлениях. И записывал их в вагончике Юра Горошко, а где-то там в Кремле принимал сообщения безымянный правительственный радист.

— Просят дать состав экспедиции для награждения орденами! — обернувшись, крикнул Горошко Калачеву.

— Ну так давай! Фамилий, что ли, не знаешь?

— Всех давать? — переспросил радист и взглядом покосил на урку-емца.

Калачев понял сомнения Горошки, но оборвал его довольно резко:

— Все шесть фамилий.

Радист передал. Снял наушники.

— Завтра они сами на связь выйдут! — сказал, не оборачиваясь.

На следующий день, а назвать его днем можно было только потому, что все проснулись и встали, а не по природному определению, запищала радиостанция, призывая к себе радиста. Было это как раз после завтрака, от которого последнее время один только урку-емец отказывался.

Подбежал Горошко, схватил наушники, уселся на свой ящик-табурет. В руке — карандаш, перед ним — раскрытая тетрадь. Может, с минуту ждал напряженно, а потом зашуршала бумага под карандашом.

Вроде бы и ясно уже было, о чем сообщат в этот день, но все равно с нетерпением ожидали новостей пятеро мужчин, сидевших в вагончике и следивших за шестым, единственным из них, владевшим таинственным радиоязыком.

— Ну все… — наконец выдохнул он и, оставив наушники на радиостанции, с тетрадью в руках развернулся на своем ящичке и посмотрел на Калачева со сдержанной радостью во взгляде.

— Ну что там, говори! — приказал Калачев.

— Приказ Правительства Союза Советских Социалистических Республик, — начал читать свои точки-тире радист Горошко. — За героизм, связанный с риском для жизни, и за успешное выполнение задания Родины группа геологов в составе четырех человек: Ивана Калачева, Петра Дуева, Юрия Горошко, Степана Храмова, а также группа народных контролеров в составе двух человек: Павла Добрынина и Дмитрия Ваплахова награждаются орденами Ленина. Также каждому присваивается звание «Заслуженный геолог СССР». А кроме этого, группе геологов в составе Ивана Калачева, Петра Дуева и Степана Храмова присуждается Государственная премия первой степени за проведение ряда научных экспериментов с целью выяснения питательных качеств мяса, а также разработки методов сверхдлительного хранения мясных и рыбных продуктов. Москва. Кремль. Товарищ Тверин.

Тут Горошко сделал паузу, во время которой сам еще разок пробежал радиограмму взглядом, уже не совсем радостным.

— Все, что ли? — спросил Дуев.

— Да нет! — ответил Горошко, присматриваясь к радиограмме. — Кажется, тут в одном месте мою фамилию пропустили…

— Потом разберешься, дальше читай?приказал Калачев.

— …Где это… а вот… Личный состав геологической экспедиции после завершения задания поступает в распоряжение заместителя начальника по политчасти поезда рельсоукладчика, тов. Брузе, который передаст товарищу Калачеву пакет с дальнейшими указаниями… Большой привет товарищу Добрынину от товарища Тверина. Мария Игнатьевна согласна назвать сына Григорием. Метрическое свидетельство выдано в торжественной обстановке. Сообщите об окончании прокладывания железнодорожной ветки. Все…

— Ну что, — после несколькоминутной паузы заговорил Калачев. — Поздравляю всех присутствующих… орденоносцев! — тут начальник экспедиции улыбнулся честно и широко и обвел всех взглядом. — А также, конечно, поздравляю вас с присвоением звания «Заслуженный геолог СССР» с вручением соответствующего знака… Хотя я теперь уже дважды Заслуженный геолог… И, конечно, себя, товарища Дуева и товарища Храмова поздравляю с принуждением Государственной премии первой степени…

— А там же мою фамилию пропустили… — сбивчиво и обиженно заговорил Горошко. — Я же член экспедиции с самого начала… и это мясо с самого начала с вами ел…

— Ну, во-первых, товарищ Горошко, мясо ты ел не с самого начала, а только на четвертый день, — обратился к радисту Калачев. — А кроме того, в штате экспедиции ты являешься радистом, а не геологом: Так что никакой обиды у тебя быть не должно! Вот товарищ Добрынин тоже мясо ел, а премии не получил и, я думаю, не обижается! Так ведь, товарищ контролер?

Вопрос застал Добрынина чуточку врасплох. Он-то как раз и думал о том, что рисковали жизнью все вместе, а премию дали только троим. Но были у него и более рассудительные мысли. Все-таки ордена дали всем, и звания присвоили всем. Ну а то, что премию дали только геологам — так ведь и ,мясо это геологи нашли, а не он, Добрынин. И Горошко тоже вряд ли мясо искал…

— Да нет, чего обижаться! — сказал Добрынин подчеркнуто твердым голосом. — Раз так сделали, значит порядок такой, и в этом есть справедливость… Наградили ведь всех по-человечески…

Дальше Добрынин не знал, что говорить. И поэтому замолчал.

Горошко сидел поникший, глядя в пол.

Сразу же разонравился радист Добрынину. «Жадный он!» — понял народный контролер и тут же мысленно похвалил своего помощника Ваплахова, который вообще никогда ни на что не обижался, ничего не требовал и даже сейчас постеснялся выразить свою радость в связи с награждением. Обернулся Добрынин к урку-емцу. Пожал ему руку. «Поздравляю!» — сказал. Видно было, что Ваплахов очень тронут сообщением, да и чутким отношением своего начальника и друзей-геологов. На его бледном лице появилась немного уставшая, нездоровая улыбка. Был он все еще болен, но даже на болезнь свою не жаловался.