Антон Краснов - Семь отмычек Всевластия

— Балды! — кричал он. — Балды!

— Ах, он еще и обзывается? — пробормотал Женя, снова целясь в Змея из лука. — Вкати-ка ему еще, могучий Эллер!

— Балды! — неистовствовал седок Горыныча.

— Ах, вот ты как!! — взъярился рыжебородый. Господин Пелисье тронул плечо Эллера, уже изготовившегося для нового броска, и осторожно произнес:

— Простите, уважаемый Эллер Торович, но вы его не так поняли! «Балды» по-монгольски означает «стоп, хватит, достаточно». Это я запомнил из книжки… Он просит пощады!

Пелисье оказался прав. Туша оглушенного Горыныча с шумом повалилась на двор заставы, расплющив догорающую телегу и вздыбив клубы пыли. Со спины чуда-юда скатился маленький узкоглазый человечек в панцире из кожаных пластин поверх «чопкута» — плотного войлочного халата со стоячим воротником и осевым разрезом. Халат имел зеленоватый оттенок — под цвет змеиной чешуи. Человечек со всего маху растянулся на земле, не переставая кричать:

— Балды! Балды!

— Сам ты балда, скотина, — с досадой сказал Женя Афанасьев, бросая лук на пожухшую от огня траву. — Что он тут разлегся, этот твой двухголовый? Тут вам не Канары! Если он не очухается, то сам будешь его отсюда уволакивать! Эллер, засунь этому типу в мозги знание русского языка, а то мне не хочется влезать в его тарабарское наречие.

Победитель Змея Горыныча, сильномогучий богатырь Эллер свет Торович, подозрительно покосился на слишком расхрабрившегося, забывшего, с кем говорит, Женю, но ничего не сказал. Повесил молот на пояс и, сделав несколько движений руками, вопросительно глянул на узкоглазого человечка в халате и «хуус хуяге», пресловутом монгольском панцире из кожаных пластин. Тот приподнялся с земли, а потом нерешительно встал на ноги и произнес — с акцентом, но, несомненно, на русском языке:

— Победил ты меня, богатырь! Вверяюсь воле твоей. Хочешь — казни, хочешь — милуй, но отец мой…

— Ладно, не надо тут родню склонять, — довольно агрессивно перебил его Афанасьев. — Ты лучше вот что скажи, татарин. Далеко ли отсюда становище хана Батыя? В Сарае он? Или тебе это неведомо?

— Ведомо, ведомо, — обрадовался узкоглазый человечек, и только сейчас Эллеру, Жене и Пелисье стало понятно, что это совсем молодой человек, лет восемнадцати, с едва заметной темной полоской пробивающихся усов над верхней губой, нежной смугло-розовой кожей. — Становище хана в двух перелетах отсюда. На берегу Дона-реки раскинулся его лагерь. Отдыхает великий хан после возвращения из земли Угорской.

— Два перелета — это сколько? — осведомился победитель Змея Горыныча, славный Эллер.

После оживленной дискуссии, сопровождающейся выкриками и небольшим рукоприкладством (Эллер ткнул кулаком в бок погонщика Змея), выяснилось, что два перелета — это примерно три часа пути по воздуху, если сидеть на спине Горыныча. Оказывается, Батый и не думал возвращаться в Сарай, потому что ханскую столицу только начали строить и жилплощади там чрезвычайно ограничены. Он раскинулся лагерем в донских степях и дал отдых войску и коням, которых, как известно, на каждого монгольского воина приходилось по три.

— Отлично, — сказал Афанасьев, — тут есть мысль. Твоя крылатая скотина очухается? — обратился он к монголу. — Эллер его здорово приложил. Молотом-то. Такой молот железо пробивает.

Молоденький воин возвел руки к небу. В этот момент Змей Горыныч, распростершийся на земле, пошевелился. Русские дружинники, подходившие к чудищу со всех сторон, выныривающие из-под телег, из копен сена, из разных укромных мест, резко отпрянули. Змей Горыныч приоткрыл правый глаз неповрежденной головы и уставился прямо на Эллера.

Рыжебородый дион презрительно усмехнулся и проговорил:

— Ну, что глазеешь, чудо-юдо? Али молота захотел? — Змей Горыныч тотчас же закрыл глаз. Отведать Мьелльнира еще раз он явно не желал.

Женя Афанасьев оглядел собравшихся дружинников, повернулся к Эллеру и Пелисье и произнес:

— У меня такая мысль есть. Сил на Перемещение у тебя не хватит ли, могучий Эллер?

— Поелику я не в своем мире, — начал тот, явно заразившись древнерусской пышной велеречивостью, — то сложно споспешествововать в столь мудреном деле…

— Значит, не получится, — прервал его Женя. — А я вот что думаю. Если Батый стоит лагерем у Дона, то до этого лагеря минимум триста километров, если в верхнем течении, и все семьсот, если в среднем. А если Батый в низовьях Дона, то черт его знает!.. В общем, я вижу один выход.

— Какой? — спросил Пелисье.

— Очень просто. Усесться верхом на Змея Горыныча и долететь. Вот, собственно, и все. Правда, тут есть нюансы. А сколько у этой твари посадочных мест? — обратился он к несчастно моргавшему черными ресницами монголу. — В смысле, скольких он может унести на себе?

— Последний раз уволок он трех жирных буйволов, — сказал молоденький монгол, — оплел их и сожрал с косточками вместе.

— Буйволов всех сразу, что ли?

— Унес их скопом. Всех троих.

— Отлично, — рассудил Афанасьев. — Вот это я и хотел услышать. Думаю, что при такой подъемной силе он без труда возьмет на борт и меня, и Эллера, и Пелисье, и даже Поджо с Тангрисниром. Если двое последних, конечно, сами не съедят Горыныча, а их аппетит вполне способен вдохновить их на такой отчаянный подвиг. Ну что, монгол… как тебя зовут?..

— Сартак, — озадаченно ответил тот.

— Сартак… Спартак… «Динамо» Киев…

— В Киеве я не был, — поспешно вставил щуплый Сартак, отворачиваясь. — Киев брали без меня. В Киеве я… не был…

— Я тоже, — сказал Афанасьев. — Ну что же… давай реанимировать твою тварь. Надеюсь, Эллер его не угробил. Горы-ы-ыныч!!

Огромная туша птеранодона-мутанта не шевельнулась. Зато из поруба воеводы послышался шум, вылетела сорванная с петель дверь, и на пороге появился воевода Вавила Оленец. Он чуть покачивался. Волосы его были всклокочены, нос красен, веки припухли от сна.

— Это… почему такой шум?! — пробормотал он, однако его слова раскатились на весь двор. — Это… пошто разбудили?

В этот момент его осовелый взгляд коснулся громадной туши Змея Горыныча, простершейся во дворе, и Вавила пробормотал:

— Наверное, очень крепкие меда пил… Что-то у меня в глазах… это… двоится? — добавил он, тыча пальцем в головы чудища. — Покуда… Ммм… Я?.. — обернулся он к выросшему за спиной неизменному Гриньке.

— Точно так, ты, воевода-батюшка, — почтительно доложил тот. — А это Змеище Горынчище, которого сразил-повоевал могучий богатырь Эллер, сын Торов.

— Вот что, почтенный воевода, — сказал Женя Афанасьев. — Тут такое дело. Нужна нам телега. Какая-нибудь приличная телега и много ремней кожаных сыромятных. Хотим прикрутить ими телегу к спине Змея и усесться туда, как в корзину. А иначе соскользнем и свалимся с небес на землю. А парашютов в вашем времени не предусмотрено.