Антон Краснов - Семь отмычек Всевластия

— Больше всего, — авторитетно сказал Васягин, — меня смущает то, что оба взрыва, и у тебя, Афанасьев, и у тебя, Ковалев, так или иначе связаны с датой двадцать второго сентября две тысячи четвертого года. Именно эта дата была проставлена в видеозаписи в так называемом репортаже, так?

— Да.

— А двадцать второе сентября сегодня уже звучало. Его упоминал Добродеев как наилучший срок для… В общем, вы меня поняли.

— Так ты думаешь, что это добродеевские штучки? — тут же воспламенился зять хана Батыя.

— Не знаю. Не вижу мотивов. К тому же старому Вотану, когда он заснул сегодня, приснилось как раз это. И в его сне фигурировало все то, что произошло в действительности. И дата двадцать второе сентября в его сне тоже была. Осталось найти того, кому невыгодно, чтобы дионы прибыли на место приземления Гагарина не двадцать второго, а — раньше.

— Голова! — похвалил Ковалев. — Такой умный у нас, а до сих пор сержант.

— Ничего, — отмахнулся Вася Васягин. — Зато никакой генерал и никакой маршал не может похвастаться тем, что едва не спас Цезаря!!!

— Вот это-то меня и волнует, — тихо отозвался Афанасьев. — Мы уже нагромоздили столько исторических парадоксов. Колян — зять Батыя, предок Ивана Грозного, Васягин — почти что спаситель Цезаря, я тоже немало натворил… По сравнению совсем этим репортаж, который сделали о еще не состоявшемся событии, — это так, ерунда, мелочь, маленькая погрешность во времени…

Все тревожно умолкли.

Наконец Колян Ковалев, первым разорвав удушливую тишину, поднялся со стула и сказал:

— Ладно, братаны. Вы тут дальше перетирайте, если хотите, а я в больницу поеду, проведаю Сережу Борова. Он уцелел, но места живого на нем нет. Врачи, правда, уже сказали, что ничего — выживет…

Ковалев поехал в больницу к Сереже Борову, а через два дня вся компания в составе четырех человек, шести дионов и одного инфернала отправилась в Саратовскую область. На место приземления первого космонавта.

Россия, Саратовская область, август 2004 года

— Наверное, кто-то крепко не желает, чтобы мы сделали это. А что, Вельзевулыч, уж не думаешь ли ты, что в дело вступил твой босс, способный пронюхать о наших планах и о том, ЧТО мы уже сделали? — спросил Афанасьев.

Добродеев покачал головой.

— Не хотелось бы так думать, — сказал он. — Когда босс берется за дело, он не припугивает, как в вашем случае. Если бы он за вас взялся, то у вас уже отсутствовали бы возможности выдвигать теории, как вы сейчас это делаете. Да!.. Вы бы уже ножки протянули и ручки на груди сложили, а в них вставили бы вам свечечку, ну и сами дальше знаете… Нет, вряд ли это он. Впрочем, раз уж вы на меня успели подумать, то на моего босса, что называется, сам…

— …сам бог велел, — весело договорил Колян Ковалев.

Из ноздрей Добродеева вырвались две струйки дыма, как будто он курил. Почтенный инфернал страдальчески сморщился и укоризненно глянул на Ковалева.

— Все понял, Вельзевулыч, — примирительно поднял руки тот, — больше не буду, заметано.

— Да ему больше и не надо, — отозвался Пелисье, — посмотрите, он и так зеленый, как новогодняя елочка. Вы что, месье Добродеев, занедужили?

— Утрясло, — отозвался инфернал. —Я это… автобусы, да!.. плохо переношу! Очень, очень скверно. Особенно когда мост через Волгу переезжали, который между Саратовом и Энгельсом, городом на другом берегу. Меня чуть не стошнило. Позеленел аж!

— Ну, ничего, Астарот Вельзевулыч. Будем считать, что идиому «до зеленых чертиков» ты оправдал. Ну-ну! Не надо дуть губы. Подъезжаем. То есть уже почти приехали.

— Где, где? — влез любознательный Эллер.

— А вон видишь обелиск? Так это там, — пояснили ему.

Кто не знает, место приземления первого космонавта Земли затеряно в широкой приволжской степи, и только высоченная каменная стела в виде взмывающей вверх ракеты выделяет его из всей местности, достаточно глухой и однообразной. Степь да степь кругом, как поется в одной известной песне.

Первое ознакомление с местом посадки Гагарина, первого человека в космическом пространстве, вызвало легкое недоумение, однако же переходящее во все более тяжелые формы. Наверное, дионы не думали, что их победный марш к власти над миром начнется именно с такого места, которое, на их взгляд, трудно было считать величественным. Афанасьев уже было хотел отослать их со всеми претензиями к губернатору Саратовской области, как бог-пенсионер Вотан Борович поднял клешневатую руку, повелевая всем замолчать, и произнес:

— Тихо же, о несносные! Доколе мне это слушать!! Ужели уваженья нету в вас, окаянных берсерках! Немедля умолкните! Слушайте, что я вам скажу. Чувствую я, что в этом месте сила необычайная. Клянусь рогом Хеймдалля, что произойдет сейчас необычайное и великое!

— Да это уж точно, — проворчал Васягин, — если такие ребята, как Вотан Борыч с гвардией, за гуж взялись, то точно что-нибудь выйдет — беда или дело, да только просто так не обойдется!

— У кого Ключи? — спросил Вотан.

— У меня, — сказал Альдаир, выступая вперед и протягивая старшему сородичу массивный металлический сейф. — Здесь сие.

— Вынимай их и клади на землю, о Альдаир, сын Зеурса!

Торжественность минуты требовала того, чтобы Вотан Борович, и так не особенно демократичный в общении, окончательно сбился на высокопарный слог. Шестеро дионов, четверо людей и бледно-зеленый трясущийся инфернал обступили скудный пятачок земли, указанный Вотаном, и пристально следили за тем, как один за другим укладываются на поросшую травой почву Ключи Всевластия. Голова змеи, словно приготовившейся к прыжку, — навершие Моисеева посоха. Кинжал Гая Юлия Цезаря, на котором алели несколько капель крови, вопреки всем законам природы не желающих сворачиваться. Хвост коня хана Батыя. Трубка товарища Сталина со свежим табаком «Герцеговина Флор». Некая часть тела прорицателя Нострадамуса, оказавшегося сородичем Добродеева, то есть инферналом. Топор Линкольна, добытый такими жертвами со стороны все того же Добродеева. Прядь волос Наполеона Бонапарта, полученная главным образом с помошью сержанта Васягина. СЕМЬ.

Предметы, за которыми пришлось нырять в необозримые толщи времен, кружком улеглись на траве. Афанасьев уже хотел было спросить, а что же будет дальше или, может, вообще ничего не будет… Собственно, он не сильно бы огорчился. Однако не успел он открыть рот, как в центре круга, очерченного семью Ключами, появилось слабое свечение. Оно начало усиливаться и принимать форму цветка, похожего на лилию, с ярко-желтыми лепестками и роем искр там, где у обычного цветка — пестик и тычинки.