Валентин Леженда - Непобедимый эллин

— Ага, размечтался! — гневно воскликнул Софоклюс и быстренько спрятал документ в заплечную сумку, памятуя о печальной судьбе части своего эпоса, посвященной стимфалийским птицам.

— Ну, не хочешь, как хочешь. — Геракл демонстративно поджал губы.

В тусклом свете выглядывавшей из-за облаков луны показался пресловутый перекресток дорог, на котором они по обыкновению встречались с посланцем Эврисфея.

— Вон он топает, придурок, — возвестил сын Зевса, тыча пальцем в сумеречную тьму, где судорожно вздрагивал плывущий в ночи одинокий огонек.

— С факелом? — удивился сидевший в колеснице баран.

— А это чтобы от бродячих собак отбиваться, — пояснил всезнающий Геракл. — Они ночью наглеют до безобразия, нападают ради забавы на одиноких путников.

— А как он узнал, что мы прибыли в Тиринф? — в свою очередь удивился Софоклюс.

— Кто узнал?

— Ну, Копрей этот.

— Наверняка олимпийцы подсуетились. Гермес, видно, спустился вниз и сообщил, где и в какое время нас встречать.

Вид Копрей имел сильно помятый, лицо бледное, волосы всклокочены, черные круги вокруг глаз.

— Тебя что, посреди ночи из местного борделя выдернули? — громко заржал Геракл, насмешливо оглядывая постную физию Копрея.

— А как вы догадались? — искренне изумился посланец Эврисфея.

— Интуиция! — Сын Зевса воздел вверх перст. — Великая сила…

— Это кто такой? — спросил прячущийся в колеснице золотой баран.

— Это Копрей, — пояснил Геракл, — редкостный дурак, посланец Эврисфея. Он отведет тебя в Микены.

— Мамочка! — завопил Копрей, узрев механическое копытное. — Оно что, говорит?

— Оно философствует! — патетическим тоном возразил баран.

— Это и есть тот самый керинейский подвиг Геракла! — добавил Софоклюс. — Доставишь его к Эврисфею, таковы условия сделки.

— О боги, — заныл Копрей, — будь проклят тот день, когда я поступил на эту неблагодарную работу.

— Секундочку, — возразило копытное, — мы так не договаривались. Я ведь голый! Как же я пойду вместе с этим греком в Микены? Он-то меня, в отличие от косоглазого Эврисфея, прекрасно рассмотрит!

— Один момент, — кивнул Геракл, тренированным движением сдирая с Копрея длинный хитон.

— Однако! — хмыкнул великий герой, увидав на посланце не набедренную повязку, а еще одну, прятавшуюся под верхней, накидку.

— Я предполагал нечто в этом роде, — буркнул Копрей, — и потому заранее хорошо подготовился…

— Это тебе подойдет? — Сын Зевса небрежно бросил накидку капризному механизму.

— Вполне, — воодушевился баран. — Конечно, не золотое руно, но наготу кое-как прикроет.

— Теперь очередное задание, — склочно потребовал Геракл, наседая на сонного посланца.

Копрей сладко зевнул:

— Эврисфей желает, чтобы ты убил эриманфского хряка.

— Теперь пошли хряки… — сокрушенно покачал головой герой. — О Зевс, сколько еще продлится это изощренное издевательство?!

Копрей промолчал, ну а Зевс на Олимпе в это позднее время уже сладко дрых в обнимку… нет, не с очередной прекрасной феминой… а с большой бутылью, в которой весело плескались остатки пенной амброзии.

— Что за хряк? — поинтересовался Софоклюс. — Давай колись, приятель!

Посланец, не удержавшись, еще раз с подвыванием зевнул.

— Никто не знает, что это за напасть…

— Как обычно, — вставил Геракл.

— Хряк время от времени появляется на горе Эриманфе и опустошает окрестности города Псофиса.

— Значит, снова Аркадия, — смекнул Софоклюс.

— С недавних пор в Псофисе по ночам стали исчезать архитектурные произведения искусства: статуи, предметы зодческой старины.

— Ну, это обычное дело, — улыбнулся Геракл. — Уличные воришки.

— Воришки? — вытаращился Копрей. — Тогда за каким сатиром они разобрали и унесли мраморный городской фонтан вместе с писающим мальчиком, изображающим Посейдона в детстве?

— Действительно, — согласился Софоклюс, — совершенно бессмысленное преступление, если только воры не пришли из соседнего города, в котором нет писающего мальчика.

— Но ведь появись он где в Греции, об этом сразу же станет известно. Фонтан уникален!

И греки глубоко задумались.

— Мне бы ваши проблемы, — завистливо вздохнул золотой баран, кутаясь в старый грубый хитон.

— Сатир побери! — через пять минут выругался Копрей. — А я-то чего тут с вами стою как дурак и думаю? Это ведь не мои проблемы. Сами с этим хряком разбирайтесь, а я возвращаюсь в Микены досыпать.

— Погоди, — рявкнул Геракл, — ты забыл мой четвертый подвиг.

— Да-да, я здесь, — отозвался божественный механизм, подбегая к Копрею. — Мой друг, я очень рассчитываю, что путь в Микены будет долгим.

— Часа три, — подтвердил невыспавшийся посланец.

— О… — Копытное в предвкушении закатило светящиеся глаза.

Геракл с Софоклюсом сочувственно поглядели на Копрея.

Бедняга и не подозревал, во что ввязался.

Теперь немного о Херакле.

И пьяному (да и трезвому) циклопу было ясно, что опередить Геракла в совершении четвертого героического подвига самозванцу ни за что не удастся.

Херакл пришел в Аркадию, когда сын Зевса вместе с керинейским бараном уже отбыл восвояси, везя свой трепливый трофей обратно в Тиринф.

Понятно, что самозванец об этом ничегошеньки не знал, облазив все холмистые окрестности, где в конечном счете был атакован голодными бродячими собаками. В качестве сытного обеда Херакл собачкам явно не годился, поэтому напали они на него исключительно из-за его несколько экзотического одеяния.

Убегая от настырных бродячих шавок, Херакл проклял всё на свете, сетуя на нерадивую свою, горемычную судьбу и преисполнившись еще более глубокой ненависти к удачливому блистательному Гераклу.

Добежав до ближайшей речки, самозванец прыгнул в нее с высокого обрыва, однако речка, к несчастью, оказалась небольшим ручейком, в чем Херакл смог убедиться, уже подлетая к близкой земле. Что и говорить, перспектива в Греции очень часто бывает обманчивой.

Так, оглушенный стремительным падением с последующим ударом оземь, ненормальный и пролежал до самого утра, когда в окрестностях Аркадии снова появилась боевая колесница великого сына Зевса, который в спешном порядке искал ту самую гору, на которой проживал некий опустошающий архитектурные окрестности непонятный хряк.

Нужную гору нашли без труда по валявшимся у ее подножия разбитым мраморным статуям, которые во время ночной транспортировки неизвестными воришками по той или иной причине были сломаны.

— Любопытно-любопытно, — пробормотал Геракл, подбирая отбитую голову улыбающейся Геры.

— Вон там в камне я вижу вырубленные ступеньки! — сообщил всегда подмечающий детали Софоклюс.