Валентин Леженда - Непобедимый эллин

— Ничегошеньки я вам не дам, — грустно вздохнул на троне Лаомедонт и, поразмыслив, не менее грустно добавил: — А будете настаивать, я лично оборву вам уши.

Угроза была необидная, и могучие боги от души посмеялись над несговорчивым царем.

— Что ж, не хочешь по-хорошему… — вполне добродушно пробулькал Посейдон, — будет тебе по-плохому…

Сказано — сделано.

Подкупив богов ветра несколькими сосудами с чудесной амброзией, Посейдон с Аполлоном устроили в Трое такую засуху, что царь Лаомедонт уже через три дня начал молить о пощаде. Но неумолимы были боги.

Впрочем, как обычно.

— Мы вернем твоим землям плодородие, — так ответил царю бог морей Посейдон, — но за это…

— Да-да, я всё заплачу… — нервно подхватил гордый царь. — Сегодня вечером я иду к известному зубодеру снимать свои золотые коронки.

— Это само собой, — кивнул Посейдон. — А сверх того ты принесешь в жертву морскому киту-убийце свою юную дочь Гесиону.

— О нет, о нет… — заголосил царь и начал в припадке рвать на себе волосы, но вдруг успокоился, слегка просветлел лицом и, усевшись обратно на трон, весело бросил: — По рукам!

Несчастную, ни о чем не ведавшую Гесиону схватили, связали, отвели к морю и приковали к скале как раз у того места, где в последний раз видели ужасного гигантского кита…

— Вот так история! — покачал головой Геракл. — Однако какой же этот Лаомедонт негодяй. Принести в жертву собственную дочь, да еще при этом улыбаться. Но вы с Аполлоном тоже хороши, обрекли невинную девушку на неминуемую гибель.

— Да какую гибель, о чем ты говоришь! — протестующе замахал перепончатыми руками Посейдон. — Ни у кого и в мыслях не было ее убивать. Гесиона стала бы очередной новообращенной нереидой, только и всего. Под водой с ней бы проделали небольшую хирургическую операцию, вшили бы жабры, и жила бы она у меня в подводном дворце, бед никаких не зная…

— Вшили бы жабры? — в ужасе переспросил сын Зевса. — Все вы, олимпийцы, немного того… сумасшедшие, а я еще удивляюсь, отчего меня время от времени на всякие безумства тянет.

— Наше семя! — с гордостью подтвердил Посейдон. — Ну ладно, я поплыл, а то совсем засохну тут с тобой. Может, тебя на моем подводном корабле куда подкинуть?

— Нет, спасибо, не надо, — поблагодарил могучий герой. — Я тут еще немного погуляю, разведаю, так сказать, обстановку.

— Ну, как знаешь, — пожал чешуйчатыми плечами владыка морей, после чего, вернувшись на борт своего железного кита, скрылся в маленьком круглом отверстии.

Вода вокруг гиганта тут же с шумом забурлила, и морской монстр плавно ушел под воду.

— Такие дела! — прошептал Геракл, почесывая героический затылок.

Расторопный Софоклюс привел спасенную девушку в чувство.

— О мой герой! — пролепетала Гесиона, бросаясь на широкую грудь сына Зевса.

— Это начинает мне нравиться, — проговорил польщенный Геракл, легонько похлопывая девушку по аппетитной попке.

— Ты как хочешь, — гневно бросил Софоклюс, — но записывать твой продолжительный треп с Посейдоном как триумфальный десятый подвиг я решительно отказываюсь!

— А тебя об этом никто и не просит, — презрительно скривился могучий герой.

Еще немного поругавшись, греки решили отвести Гесиону во дворец царя Трои, а то по пути с молоденькой девушкой всякое может случиться. Места у Трои неблагополучные, то и дело по берегу насильники рыскают.

Царь Лаомедонт встретил эллинов с большим неудовольствием.

— Вы зачем ее освободили? — гневно закричал он, подпрыгивая на троне. — Кто вам дал такое право? Разве вам предназначалась эта жертва? Кто вы, в конце концов, такие? Стража-а-а-а…

— Я Геракл! — недружелюбно буркнул сын Зевса, и царь мгновенно заткнулся.

Подоспевшая было стража, сбившись в плотную кучку, попятилась прочь из тронного зала.

Лицо Лаомедонта расплылось в подобострастной улыбке.

— О могучий сын Зевса, — сладко проговорил царь Трои, — как же отблагодарить мне тебя за спасение единственной любимой дочери?

— Ну… — Геракл задумался, прикидывая в уме. — От двух быстроногих коней я бы не отказался.

— А от одного? — хитро прищурился пройдоха царь.

— От трех! — азартно выпалил герой.

— Полтора! — с готовностью предложил Лаомедонт.

— М… м… м… давай сойдемся на четырех кобылах! — примирительно кивнул сын Зевса. — Или лучше на пяти.

— Одна лошадь, и это моя последняя цена, — бескомпромиссно отрезал царь.

Ужасно любивший честно поторговаться Геракл медленно обнажил свой меч.

— Хорошо-хорошо, — быстро пошел на попятную царь. — Я дам вам в награду за спасение моей единственной дочери прекрасного белого коня и не менее чудесного циркового пони.

— Согласен! — улыбнулся Геракл, задвигая в ножны божественный клинок и ехидно поглядывая на дергающегося Софоклюса, ибо и морскому ежу было ясно, кто поскачет в Тиринф на этом «чудесном цирковом пони»…

Не успел сын Зевса выйти из тронного зала царя Лаомедонта, как в коридоре его схватила за руку заплаканная Гесиона.

— Чего же ты плачешь, красавица? — участливо спросил сын Зевса. —Лично я не вижу никаких причин для слез. Только что я спас тебя от ужасного морского монстра, затем привел во дворец и передал из рук в руки отцу.

— В том-то и дело, — всхлипывала Гесиона. — Старый маразматик опять что-нибудь со мною сделает. Продаст в рабство или снова принесет в жертву.

— С чего бы это? — ужаснулся Софоклюс.

— Лаомедонт давно хочет жениться на моей тринадцатилетней подружке, а я для него только помеха.

— Вот же старый безобразник! — искренне посочувствовал девушке историк. — Геракл, что же делать?

— Пойдем с нами! — Сын Зевса ободряюще потрепал Гесиону за розовую румяную щечку. — И ничего не бойся!

— Эй, вы куда? — возмутился начальник дворцовой охраны, когда гости проходили через главные ворота. — Царь запретил своей дочери покидать покои!

Ответом ему был тяжелый кулак Геракла.

Прочие троянские солдаты, присутствовавшие в тот момент на царском дворе, поспешно отвели глаза, смотря куда угодно, но только не на мрачно насупившегося сына Зевса. Затем один из троянцев осторожно склонился над распростертым телом начальника, попробовал у того пульс и, повернувшись к остальным воякам, знающе прокомментировал:

— Солнечный удар! К вечеру будет как огурчик…

А Геракл с Софоклюсом и несчастной девушкой уже шагали далеко за стенами неприступной Трои.

Могучий герой обернулся и скептически посмотрел на грозный город.

В принципе разрушить его сын Зевса мог бы за какие-то двадцать четыре часа. Но делать это в тот момент Гераклу было попросту лень. Вот если бы наместе Трои оказался Карфаген… тогда да. Лежать бы ему к утру в дымящихся руинах.