Наталья Лукьянова - ВИА «Орден Единорога»

— А как эта штука движется, когда кувшинкам по небу не сезон плавать?

— На воздушных змеях из рисовой бумаги.

— Красиво, — кивнула Битька, после чего скисла и будто невзначай утянулась подальше от оживленно зашумевшей компании.

— Ты расстраиваешься, Бэт…

Ветер прохладно перебирал волосы Битьки, как сухие стебли травы вокруг. Рэн, ласково положив руку ей на плечо, присел рядом.

— Меня убивает эта красота… — пожаловалась девочка, — Мне бы хотелось иметь хотя бы маленькую хрустальную пуговку из тех сотен, что на ее блузке или один золотистый колокольчик.

«Сказать ей, что она и так прекрасна, и что я подарю ей сотни таких пуговок? Нельзя, так еще сильней обижу».

— У тебя замечательный голос. Твое пение лучше ста миллионов этих колокольчиков. И, вообще, пора забыть, что когда-то кто-то…

Битька подняла на Рэна полные слез глаза и подумала: «…пора забыть одиночество и жестокость, равнодушие и сиротство, зависть и ущербность».

— А пуговки я тебе куплю. У человека должны быть сотни разноцветных пуговок.

И Битька облегченно рассмеялась той серьезности, с которой ее друг произнес это обещание.

— Мне иногда так обидно-обидно. Что даже слезы клокочут в горле и спина болит. Я прячусь тогда в уголок и засыпаю. К сожалению, не всегда есть такая возможность: спрятаться и заснуть… Неужели это должно было случиться, то что я здесь…— и тут, рассказывая о своих злоключениях Битька поняла, что они позади, что она действительно в совершенно Другом Мире. И дело не в реке из ветра, и не в кувшинках над головой, а в ясном и теплом взгляде и нежной и сильной руке, сжимающей ее плечо. Будто открылась дверь, и в нее вошла одна Битька, а вышла другая: спокойная, веселая, уверенная в себе и легкая.

Чудесная повозка катилась по шумящей степи. То справа, то слева ряды лилий вдруг расступались в небе, и на землю обрушивался прохладный, мутноватый водопад, остро пахнущий прудом. Так: не было скал, но были водопады, заставлявшие воздух вокруг себя искриться брызгами. Газовыми шарфами стелились по земле туманы, и попадавшиеся изредка деревья были изящны и причудливы. Плоды на них по виду и вкусу напоминали мандарины, только нежно-зеленого цвета. Большие розовые птицы, скользя мимо, обмахивали повозку крыльями, как опахалами.

Санди был хмур, а Карита беспечна.

— Как персиковый цвет ланиты неба,

Полет фламинго тоже беспечален.

Мой друг с тоской поет о недоступном,

А я мочусь на стену старого сарая… — озабоченно пробормотал Шез, однако, Битька заметила, как ехидно блеснули стеклышки его очков. Помогло: Санди покачал головой, но раздвинул губы в ухмылке, а Рэн расхохотался.

— …Гляжу на стены древнего Пхеньяна,

Гляжу на хризантемы и ромашки.

Братушки, надо ноги делать рьяно,

А то размокли все, как промокашки.

— Помнят с горечью древляне,

Хоть прошло немало лет,

О романтике Демьяне,

Чей лежит в лесу скелет, — завела Битька балладу из «Короля и шута»о неком несчастном, влюбленном в повелительницу мух и съеденном этими неразборчивыми в еде и любви насекомыми, хотя и крылатыми. — В час, когда он видел фею

Начинал ей повторять:

«Жизнь свою не пожалею,

Чтоб любовь твою познать»…

Карита оборачивалась к ним и улыбалась нежно-розовыми губами. Глаза ее с бело-бирюзовыми белками смотрели открыто и ласково.

— И как ты мог отказаться от такой красоты, Санди? — улучив момент, шепнула на ухо рыцарю Битька.

— Ну… — Санди растерянно взлохматил шевелюру, — Пожалуй, я просто не нашел места, куда мог сесть так, чтобы ничего не измять и не разбить, — и он указал подбородком туда, где в качестве иллюстрации возникал в слоистой дымке дворец правительницы …

— Сальвадор Дали твою мать! — в очередной раз восхитился Шез.

Высоко над землей на тоненьких золотых подпорках парил настоящий воздушный замок, напоминающий индонезийский храм из легкой золоченой фольги. Тысячи воздушных змеев, похожие на разноцветных драконов, шелестели над ним. По обе стороны низвергались водопады. А с семи сторон к подножью его вели аллеи, обе стороны каждой из которых составляли ряды огромных белоснежных львов с выпученными глазами и розовыми языками.

«Как живые, ей-богу!»— подумалось Битьке, — «Глаза будто смотрят!». В этот момент рассматриваемый ею лев моргнул.

— …Удержать ее было совершенно невозможно. Национальная безопасность для этого поколения — пустой звук. Конечно, не мне вспоминать с нежностью «старые, добрые времена», но нельзя же совершенно забывать об осторожности.

—…Вот-вот, — вмешалась в разговор Битька, — Тут недавно Акунин по телеку выступал. Говорит: современные молодые японцы очень и очень отличаются от прежних поколений. Беспечное и легкомысленное поколение. Учатся на филологическом факультете, а ни писателей своих, ни поэтов ни разу не читали. Им говорят: «Назовите какого-нибудь знаменитого русского», а они: «Россини». Ну а что от них ждать, если они своих не знают. Благополучие и безопасность развращают и расхолаживают.

— Ну-ну, а сама-то назови хоть одного знаменитого японца, — справедливо съехидничал Шез.

— Йоко Оно!

— Ага, еще скажи: Йяк Йола!

— Квартет «Ройал найтс»!

— Это еще кто такие?

— Ограниченный ты, человек, Шез Гаррет! Кроме своего рок-энд-ролла ничего больше не знаешь. Они в годах семидесятых пели по-русски: «Я иду искать тебя…». Очень красивая песня, кстати.

— А безопасная жизнь, она по сути и должна наносить удар по интеллекту, — вступил в разговор Санди, — Когда каждую минуту нужно думать о том, как бы не погореть, мозги нагреваются до высочайших температур и закаляются.

— Как закалялась сталь! — захихикала Битька. — Как закалялась кость! Тогда самыми умными должны быть папуасы Новой Гвинеи, у них постоянная опасность, что их сожрут, или офицеры КГБ, у них такая же опасность.

— …Если речь идет о знаменитых японцах, то устроят вас имена Басе, Акутагава, Мисима? Извините, — раздался откуда-то сверху чуть скрипучий голосок.

— Это кто там? Лейта? Похоже молодое поколение утерло нам нос и на корню разрушило стройную теорию, — хмыкнул Санди, — Лейта, выходи, не прячься!

— Не выйдет, — покачала головой Карита, — Да она вас уже и не слышит. У нее избирательный слух. Она слышит только теории и гипотезы. Итак: она отправилась в Шановасс. В Университет Терра-Сиенской магистры. Что само по себе — прямой вызов тамошнему общественному мнению: девица в магистре! Да еще и переодетая! Ты бы, Санди, только видел эти приклеенные усики и жидкую бороденку!

— Увы, Лейту я представляю только пускающим пузыри розовым пухлым созданием.

Карита притворно надула губки: