Наталья Лукьянова - ВИА «Орден Единорога»

Ну и кому бы, интересно не подпортило жизнь то обстоятельство, что в общаге она жила в одной комнате с матерью и отчимом, мало того, что работала одна мать, а отчим, предпочитал гулять по друзьям и пить, так они еще и спали в одной постели. Кончилось все это тем, что долбанный мамин хахаль по пьяни изнасиловал таки падчерицу. Маме она попыталась намекнуть, но та не поверила, не захотела, должно быть. И Лерка зализывать физические и психологические травмы переехала к бабушке в Чикаго. Было ей тогда лет пятнадцать, в общем не такая уж малявка, и как-то, наверное в силу легкого характера, с бедой своей она справилась сама.

Чикаго — это конечно, не город в ЮэСЭй, это трущобы в Солнцекамске. Для того, кто заходит в этот район изредка — здесь красиво и мило: двухэтажные деревянные домики, акация и гигантские липы, тихо, уютно. Но, кто здесь живет — знают: половина соседей — алкаши, освободившиеся зэки и всякий такой народ, отчаявшийся перебраться в более благоустроенные районы. И влюбляться тут, понятно, не в кого. Все эти синяки в грязных обносках и бритые приблатненные подростки плохо конкурируют с видением белозубой улыбки и белой рубахи, распахнутой на черной мускулистой груди.

Однако, в отличие от Лики, мечтавшей пассивно, с оттенком истинно русской маниловщины, Лерка, о голубой своей мечте не забывая, влюблялась каждые два дня, страстно и самозабвенно. То в мальчика по переписке, то в компьютерщика, то в случайного попутчика. Со всеми ними завязывала она сразу бурные романы. Но всегда ей не везло. То на наркомана напорется, то на голубого, то на женатого. С голубым и наркошей она развязалась, тут же как узнала, про их нездоровые интересы, а вот с женатым Павлом ей развязаться оказалось труднее — любовь. Впрочем, со всеми остальными тоже была любовь. Только от СПИДа помирать или от Боткина уж больно не хочется. Приятно, конечно, было, когда Витька-наркоман вскрыл из-за нее натруженные вены, но отмывать вместе с Лидой общежитскую ванну — мало приятного. А еще ведь грозился ей горло перерезать или изнасиловать. Жуть. Вечно ведь она, Лерка влипает в истории. А с работы идти поздно. Мойка машин, где она вкалывает, работает до двенадцати — вот и пили в темноте, вдвоем с подружкой — «У-у-утекай, в подворотне нас ждет маньяк»…

А у Павла — «вольво», и время от времени не в «Миф», так в «Кедр»посидеть завезет. А есть-то ведь молодой растущий организм еще как хочет. Зарплата, что — две тысячи, а сапоги — две триста. А молодость — одна. И потом вдруг негр где на улице встретится, а она — в рваных сапогах. Золушку-то ведь принц тоже не в ремках заметил, а тогда, когда она в супершикарном платье у него на балу появилось. И, опять же, где заметил — во дворце. Значит, на дорогие тусовки тоже деньги нужны. Соответственно, на еду — не остается.

Кстати, на счет тусовок и негров. Один раз был случай — чуть мечта не исполнилась. Прочитала афишу: в клубе «ЭмЭмДэмс»выступает негр-стриптизер. Всех девчонок на уши поставила: нарыла обалденное белье, чулки на резинках, красную юбку под кожу, и блестящий топик почти сплошь из декольте. Прическу сделала как сегодня: вся голова в мелких хвостиках на цветных резиночках. Ночь не спала, весь день сердце сладко замирало в предвкушении — сегодня!..

И, представляете какой облом! За собственную сотню так обломаться! Нет, стриптизер был. И даже ничего — симпатичный закачка, но… Не негр! Подогретая разочарованием она так выплясывала перед ним полночи, что он с подиума спрыгнул и перед ней начал вертеться, и даже постелью все закончилось у него с Леркой, а не у богатых дамочек, которые не прочь с ним эту ночь были провести. Но утром встал, весь с похмелюги, в глазах — амнезия по Леркиному поводу, да и вообще из всех слов помнит только исконно русские и «пиво». Лерка даже телефон оставлять ему не стала, хвостиками мотнула, мол «Бай, беби»и пошла на работу, а потом к Лиде, на подоконнике мечтать о настоящем негре. Ведь, где вы видели негра — бледного с похмелья. Негры всегда поют и танцуют. А если после выпивки и ноют, что у них голова болит, то так потешно, что понимаешь — притворяются.

Ну а пока негров нет, что делать приходится довольствоваться Павлом или вот, например, Игорьком с романтически простреленным пальцем ноги. Тоже почти кино. Скрывается у нее: раненный, с обаятельной улыбкой. Попросил у девушки его приятель пивка отхлебнуть, а та давай орать, как резаная и посылать на все святые для уважающих себя мужчин места. Игоречек (а он, кстати, к другу из Краснодара приехал, на новеньких «жигулях») этого не выдержал: посоветовал девушке не разбрасываться такими нужными и полезными вещами. Вечер ведь такой теплый, романтичный, хочется всем незнакомым девушкам улыбаться и ласковые советы давать. Но тут оказалось у этой телки друг круче жареных яиц, выскочил из супермаркета, из-за пазухи обрез выхватил и прямо к кочану Игорькового друга приставил. Нет, ну не дикий ли город — Солнцекамск, куда уж Чикаго до него? Игорек и высказался опять-таки на этот счет, мол, не лучше ли пацан по-мирному перебазарить. Пацан не то чтобы согласился, но от дружеской головы ствол убрал и просто прострелил дипломатичному краснодарцу ногу. А его подруга с верещанием расколотила опустевшую бутылку «Красного быка»о голову незадачливого Игорева кореша и все лицо ему разбитой стеклотарой исполосовала. Короче, «жизнь прекрасна, пока прыгает пробка». Такие вот дела в мире вечно молодых и вечно пьяных.

И вот опять Лерка как на крыльях летит домой с мойки. Так однажды замечталась о вечной любви к новому своему герою, что упала в смотровую яму. И это вам не шутки. Встала, из ямы только голова торчит, по голове кровь льется. Все, — думает Лерка, — смерть пришла, мозг вытекает. Зовет свою подружку слабеньким таким голоском, предсмертным. Подружка Алка заверещала, тощими ручонками в нее вцепилась, тащит наверх, а и зацепиться-то не за что: все машины над ямой стоят намыленные. Тут подскочил один парниша, приятель постоянного клиента, мобильник вытащил, орет в него: «Петруха! Приезжай! Тут на мойке девчонка в смотровую свалилась!». Тот тут же все дела бросил — примчался на огромной скорости, кричит: «Кто?! Где?! „. Другой мужик тоже по мобильнику скорую вызвал. От всей этой поддержки Алка вмиг раненную из ямы вытащила. Лерку прямо в кабинет начальства отвели, из автомобильной аптечки йода понадоставали — всю вымазали и забинтовали, как бойца революции. В больнице пришлось даже зашивать. Но доктор молодой такой попался, симпатичный и светило хирургии: так наложил шов, что шрамик получился тоненький-тоненький, даже красивый. Доктор шов накладывает, а Леркины огромные глаза прямо к нему под инструмент вылезают. Доктор смеется: „Закрыла бы ты глаза, глазастая — отвлекаешь“. А Лерка отвечает: „Боюсь“. „Ну что ж, — говорит ей на прощание доктор, — зайдете завтра ко мне на перевязку“. Медсестра окрысилась: „В перевязочную зайдете, девушка!“, а доктор строго поправил: «Нет, ко мне в кабинет“. Если бы не Игорь, влюбилась бы в доктора.