Сергей Платов - Собака снова человек!

— Да без проблем, серьезным так серьезным! — через полстука сердца уже выдал я. — Для тебя готов на любые необдуманные поступки. Знаю, что буду потом сожалеть о содеянном, но отказать тебе в такой малости я не могу.

— Ты у меня самый лучший! — мурлыкнула Селистена, встала на цыпочки и чмокнула меня в ухо.

— Да, я такой, — скромно согласился я. — Ну а если все формальности утрясены, может, всё-таки перекусим?

— Нет, я действительно очень устала. Слишком много за день произошло: пробыши, перемещение к Серафиме, встреча с тобой, возвращение назад…

— Ну коли так, отдохни, — милостиво позволил я. — А я пока перекушу и метнусь в город, разузнаю, что там и как.

— Только веди себя прилично, ладно?

— О чем речь? Да перед тобой совершенно новый человек!

Получив на прощание заслуженный поцелуй, я прикрыл за собой дверь и помчался заправляться перед пробным разведывательным выходом в Кипеж-град.

Всё, начинаю новую жизнь! На какие только шаги не толкает нас любовь. Вот сказала моя ненаглядная: «Даромир, стань серьезным». А я сразу раз — и стал им. Кто другой попросил бы — ни в жизнь не послушал, а просьба невесты — святое. Расшибись, а выполни. Хотя что тут может быть сложного? Ну лоб хмурить при разговоре, пыхтеть многозначительно, ходить помедленнее. Подумаешь, сложности. Да я вмиг этому научусь, лично для меня не существует ничего невозможного.

Вот с такими мыслями в голове и самым что ни на есть степенным шагом я вошел в трапезную.

— Ты что, на солнышке перегрелся? Вышагиваешь как индюк надутый, — встретил меня приветливый голос Кузьминичны.

От таких слов весь мой солидный стиль исчез, словно его и не было.

— Я изо всех сил стараюсь быть серьезным, а ты меня с ритма сбиваешь.

— А… — протянула нянька, — так это называется быть серьезным?

— Конечно. Иду степенно и важно, говорю медленно и значительно, что еще надо?

— Ничего, — хмыкнула Кузьминична.

— Правильно, ничего.

— Я говорю, ничего у тебя не получится. Да и зачем, собственно?

— Как это не получится? — даже обиделся я. — Селистена хочет, чтобы я изменился в лучшую сторону, так не могу же я невесте отказать в такой малости?

— Ну тогда другое дело, — с лукавой улыбкой протянула нянька. — Только смотри, еще больше дров не наломай в новом обличье.

— Какие дрова? Я же говорю, что стал другим человеком. Теперь всё будет четко, ясно и по заранее продуманному плану.

— Этого я и боюсь, — как-то странно восприняла мои слова Кузьминична. — Надеюсь, твой новый заскок на аппетите не сказался?

Отвечать на столь оскорбительный вопрос я посчитал ниже своего достоинства. Даже если я и сошел с ума, то мой желудок от такого расклада пострадать никак не должен. Вместо ответа я уселся за стол и за один прием уничтожил жареного цыпленка.

Кузьминичне, похоже, такой ответ пришелся по душе. Она села напротив и, не отвлекая меня от еды, принялась рассказывать семейные и городские новости. В общем и целом они совпадали с тем, что я услышал от Селистены.

Сантана, тра-та-та, княгиня, тра-ля-ля, все мужики одинаковые, тру-лю-лю, и всё такое прочее в том же духе. Однако закончила свое повествование Кузьминична куда более парадоксально. Старые кадры, что тут поделаешь.

— Знаешь, всё, что я тебе тут наболтала, — это всё ерунда, пустое, женская ревность, уж больно эта кошка облезлая хороша собой. Тем не менее ты приглядись к ней получше. Мне сердце подсказывает, что краля с гнильцой внутри. Да гнильца эта не простая, не человеческая.

— А какая? — густо намазывая телятину хреном, поинтересовался я.

— Ведьма она, — перешла на шепот старая нянька, — ведьма и есть. Я это сразу поняла, как на нее в первый раз взглянула. А раз ведьма, так это по твоей части. Никто лучше тебя бесовку на чистую воду не выведет.

Умяв два вареных яйца, я справедливо заметил:

— Ну что касается ведьм, то тут я действительно специалист первейший, мне ведьма вместо матери была, с пеленок воспитала.

— Ведьма? — взвилась, словно петух с насеста, Кузьминична.

— Ведьма, — совершенно будничным тоном подтвердил я. — А чего ты вскочила-то? Поверь, Кузьминична, ведьмы — они как грибы, есть вполне даже съедобные, а есть самые что ни на есть ядовитые. Вот меня-то съедобная, тьфу ты, запутался совсем, то есть хорошая ведьма и воспитала. Я вас с ней непременно познакомлю.

— Не надо, — осторожно проговорила Кузьминична и на всякий случай отсела от меня подальше.

— Да не боись ты! — усмехнулся я и отправил в рот порцию маринованных грибочков. — Она тебе понравится, вы, между прочим, чем-то даже похожи. Слушай, у тебя медовухи нет, что ли?

— Я с ведьмами общаться не намерена, — поджала губы Кузьминична. — А медовуху Антип запретил на стол по будням ставить.

— Вот жлоб, какая, собственно, разница, будни или выходные! Желание шмякнуть по маленькой от дня недели не зависит, — с досадой заметил я. — А что касается ведьм и колдунов…

Я специально выдержал паузу, чтобы мои следующие слова дошли до Кузьминичны с максимальным напором.

— Вот ответь мне на один маленький вопросик: вот лично мне ты доверяешь?

— Да, — призналась Кузьминична.

— И правильно, — кивнул я. — А потому что точно знаешь, что за мою, ой, то есть нашу, Селистену готов вывернуться наизнанку мехом внутрь. Так вот, я, между прочим, колдун, причем дипломированный, — тут я показал на посох, — а научил меня всему великий белый колдун Серогор, он что-то навроде Антипа, только значительно круче. И вырастила меня ведьма, Серафимой звать, женщина уникальная во всех отношениях. Понапрасну на нашу братию телегу катить не надо. Если она, эта самая Сантана, пакость к нам подослала, ответ держать будет по всей строгости (а я нынче строг как никогда!), а если нет, пусть правит себе на здоровье.

За всё время нашего знакомства мне первый раз удалось задолбать Кузьминичну логикой. Обычно это она делала со мной. Ну что ж, молодежь — она шустрая и на ошибках прекрасно учится.

Кузьминична немного пораскинула мозгами и, неожиданно для меня, приняла единственно правильное решение:

— А может, ты и прав, ведь действительно грибы разные бывают.

— Ну так! — согласился я, приканчивая заливной язык.

— А раз так, то, я надеюсь, ты эту поганку размажешь по земле? — с придыханием предложила старая нянька. — Знаешь, как в лесу. Идешь себе, грибочки собираешь, и тут глядь, на поляне стоит такая вот Сантана. Крепкая, нарядная, яркая, а ты ее по шляпке сапогом раз, и нет ничего, одна грибная труха.

От такого поэтического расклада я даже на мгновение прекратил жевать кусок пирога с соленой семужкой. Какое всё-таки образное сравнение с поганкой… Не ожидал от Кузьминичны.

— Размажу, можешь не сомневаться, — успокоил я старую няньку. — А может, в виде исключения, плеснешь немного?