Елена Плахотникова - Жизнь как в сказке

А в лагере стало тихо-тихо. Даже поалы, кажется, перестали жевать. Все посмотрели сначала на меня, потом на колдуна.

Асс дернулся так, будто шест его укусил. И часть имущества колдунского обронил. Вид у Асса получился смешной. Желтое, желтее неба, лицо, трясущиеся руки и губы, но никто почему-то над колдунчиком не смеялся. Только потом я узнал, что в дела Великих и Могучих вмешиваться не принято.

Глазами признавшись мне в горячей и вечной ненависти, Асс прошел к своему месту. Прошествовал. Торжественно и неторопливо. К рассыпанным вещицам их Важность не снизошли. Его почтительно ожидали слуги и подстилка, с загадочными символами по углам. Естественно, и форма и материал этого матрасика были совсем другими, чем пользуются простые смертные. У необыкновенной личности все должно быть необыкновенным! Особенно, если эта личность не очень великого роста. Знаем. Встречались с такими заморочками.

А потом мне стало не до комплексов нашего колдуна.

На небе появились облака!

Возникли. Вдруг.

Вот не было их, а теперь имеются.

Сами пришли, без ветра.

Небо стало страшно красивым.

В натуре все выглядело не так, как во сне.

Не совсем так.

Страшнее.

Красивее.

Дух захватывало от великолепия!

Казалось, сердце не выдержит…

Господи, за что мне все это?! И почему только мне? Можно и ближним отсыпать.

Поделись халявою своей и она к тебе не раз еще вернется.

Вот по этому принципу я и решил действовать.

Ближайшими ко мне оказались Малек и Крант. Но едва я заговорил о красоте облаков, как телохранитель поднялся, каким-то неуловимо текучим движением, и сказал:

– Началось!

И его негромкий, в общем-то, голос, услышали почему-то все.

Вроде бы, только что каждый занимался своим неотложным делом и вдруг, словно рубильником кто щелкнул: все дела откладываются на фиг, а все тела упаковываются в подстилки. Быстро, но без суеты. Миг – и я в полном обалдении смотрю на ряды аккуратных свертков и пытаюсь сообразить: к чему бы все это?…

Малек мне помочь не может. Вместо него я вижу такой же аккуратный сверток. А вот Крант очень даже мне помогает. Без долгих объяснений закатывает меня в мою же собственную подстилку. Насильно. И прямо в моем же присутствии!

Укол в шею и я прекращаю трепыхаться.

Классическая ситуация: телохранитель защищает вверенный объект и плевать, что сам объект потом скажет о методах защиты. До этого «потом» надо еще дожить.

Дергаться я перестал, но отключиться полностью не получилось. Это как при анестезии. Не сразу доходит. Не скажу, что я получаю большой кайф от нее. Даже от местной. Когда, вроде, все слышишь и двигаться можешь, да только облом двигаться. И как-то по фигу, что с тобой делают. Попадались мне и такие клиенты, которым лошадиная доза анестезии требовалась, да и то ждать надо было. Чтоб по судам потом не таскали, за жестокое обращение с больным.

Яд Кранта действует, как местный наркоз. А еще, как мягкое успокаивающее. Мгновенного действия. Один укол и ты смотришь на мир, как сквозь толстое пыльное стекло. Минуту смотришь, две, а потом и уборщицу позвать хочется. Или жалюзи опустить.

Интересно, а у норторской дряни есть привыкание? И после какого раза? Надо спросить. Потом. Когда языком мне шевелить будет не в облом.

Конечно, объект в растительном состоянии легче охранять. Но с мертвыми еще меньше проблем. Сказать такое Кранту или сам догадается?

И вообще, я человек или мешок с… ценным грузом?!

На хрена мне эта защита для Особо Важных?… Я что, просил о таком? Или бабок отстегнул немеряно, чтоб заполучить крутого телохранителя, чтоб остальные обделывались, глядя на него…

– Лежи! – шипит Крант.

И никаких тебе «нутер» или «многоуважаемый». Чего это с ним сегодня? Где обычная вежливость и невозмутимость?

Не сразу до меня доходит, что организм справился с «наркозом» и стал выпутываться из подстилки. Блин, что ж так долго-то?…

– Лежу, лежу, – ворчу в ответ и осторожно, одними глазами, ощупываю окрестности.

Ровно столько, сколько можно увидеть в образовавшуюся щель.

Полосатая попона и черно-белый бок животного. Шерсть шевелится и почему-то искрится. Как иней на солнце. Дальше тюки. За ними пара свертков. Узких и длинных. Левее еще свертки. И все. Остальное загораживает моя подстилка. С правого бока тоже свертки и тюки. Слишком много товара, как для такого каравана. А где же?…

– Лежи!

У ближайшего свертка голос Кранта.

– Ага, лежу…

Тихо. Даже слишком. Где-то далеко гроза. Но так далеко, что грома почти не слышно. Только молнии мелькают. Часто. И тогда стоянка ярко освещается. И тени, длинные и изломанные, бросаются в темноту. Боятся. Потом свет исчезает. И они возвращаются. До следующей молнии. А над свертками с живой начинкой виднеется слабое сияние. Двух-или трехслойное. Напоминает любимые Ларкины коктейли. Интересно, такое только у людей или у всех жи…

– Не смотри!

Поворачиваюсь на голос. А над нортором больше слоев. Сколько же их?… Вдруг вижу багровый глаз с вертикальным зрачком, отражение молнии в нем и… становится темно.

Руку, что дернула подстилку, я не заметил. Только почувствовал укол между бровями. И мне вдруг жутко захотелось спать. Ну, и ладно, что я грозы ни разу не видел? Переворачиваюсь на спину, закрываю глаза. Зачем? Все равно ничего не видно. Усмехаюсь темноте.

Так с усмешкой и лечу сквозь тьму. А впереди меня ждет красно-оранжевая сеть.

Свет. Знакомый голос.

Не пойму я что-то своего оберегателя. То «спать, была команда!», то «не соблаговолит ли многоуважаемый нутер…» что-то там открыть и посмотреть. Можно подумать, всех остальных повычувало , один я зрячий остался.

Делать нечего – открываю и смотрю. А то с Кранта станется и помочь. Прямо в моем присутствии. Не взирая на просьбы и протесты.

Первое, что вижу, озабоченную физиономию нортора. Вроде бы. Ведь с ним никогда не знаешь точно, думает он о моей безопасности или о своем пищеварении. К тому же, «озабоченность» и Крант – два взаимно несовместимых понятия.

Глаза у нортора опять обычные. Ни кошачьих зрачков, ни багрового мерцания. Все припрятано до худших времен. И для убеждения особо непонятливых.

– Чего надобно?

Радости в моем голосе, как монет в дырявом кармане.

И мне популярно объясняют «чего».

Всего лишь выяснить, можно ли поднимать всех остальных.

«Остальные», стало быть, все еще в упакованном состоянии. А я, стало быть, поднимайся и… Тоже мне, нашли добровольца. Но спрашивать: «почему именно я?», думаю, не стоит. Если бы кто-другой мог сходить и выяснить, над этим другим Крант, скорей бы всего, и стоял. Получается, я единственный и весь незаменимый из себя? И почему это меня не радует?