Терри Пратчетт - В доспехах и с оружием

«Ну-ну.»

«Может чаще, чем следовало на самом деле.»

«Да ну?»

Гаспод слегка заскулил.

«Ты должна быть осторожной. Такая юная сучка вроде тебя может нарваться на серьезные неприятности в этом собачьем городе.»

Они добрались до деревянного сарая за мастерской Заложи-Молоток.

«Как ты…» — Любимица замерла.

Там было много различных запахов, но один, острый как пила, возобладал над всем.

«Фейерверк.»

«И страх.» — сказал Гаспод. — «Много, много страха…»

Он понюхал доски. — «Человеческий страх, не гнома. Ты сама бы сказала, если бы это был страх гномов. А это крысиный яд, чувствуешь… Фу-у! После всего этого поневоле станет плохо.»

«Я ощущаю запах одного мужчины и одного гнома.» — сказала Любимица.

«Да. Один мертвый гном.»

Гаспод сунул свой кургузый нос под дверь и с шумом втянул воздух. «А здесь совсем другое дело.» — сказал он. «Здесь только запах гнома, который тесно связан с запахом реки и все такое… Запах масла и…смазки…и все сорта эй, куда ты уходишь?»

Гаспод семенил за Любимицей, направлявшейся назад на улицу Блеска, носом вплотную к земле.

«Иди по следу.»

«Во имя чего? Ты же знаешь, он не поблагодарит тебя.»

«Кто же это?»

«Твой молодой человек.»

Любимица остановилась так внезапно, что Гаспод налетел на нее.

«Ты имеешь в виду капрала Морковку? Он совсем не мой молодой человек!»

"Да? Я же пес, верно? И все это у меня в носу, так?

Запах не может лгать. Феромоны. Это же старая алхимия секса."

«Я знаю его всего пару ночей!»

«Ага!»

«Что это значит, ага?»

«Ничего, ничего. В любом случае в этом нет ничего плохого…»

«Тут вообще нет ничего плохого!»

«Ну, ну. Там и не могло бы быть.» — сказал Гаспод, быстро добавив. — «даже если и было что-то, то капрала Морковку любят все.»

«Он очень… милый.»

«Даже Большой Фидо всего лишь куснул его за руку, когда тот попытался его погладить.»

«Кто это Большой Фидо?»

«Он — Главный Гавкун в Гильдии Псов.»

«У псов есть Гильдия? Псов? Стоит только зацепить одного, и тут же лай и драка…»

«Не совсем… Права на отбросы, места для солнечных ванн, ночное дежурство с лаем, права на размножение, расписание нарядов на вой… А так же резиновая кость.»

«Гильдия Псов.» — саркастически прорычала Любимица. «Да-а уж.»

«Поймать крысу на дудочку на плохой улице, и позвать ко мне дудочника! Это хорошая работа для тебя, ибо я рядом, иначе у тебя будут большие неприятности. Для пса в городе всегда большая неприятность, если он не член Гильдии. Для тебя удача.» — сказал Гаспод. — «что ты меня встретила.»

«Я полагаю, что у тебя самый высокий чин в Гильдии, да?»

«Я не член.» — самодовольно сказал Гаспод.

«Как же ты умудряешься выжить?»

«Я полагаюсь только на свои лапы. В любом случае Большой Фидо оставляет меня в покое. Я овладел Силой.»

«Какой силой?»

«Ты не поймешь. Большой Фидо…он мой друг.»

«Кусать руку человека за то, что тот его потрепал, как-то не очень это дружелюбно выглядит.»

«Да? Последний человек, пытавшийся погладить Большого Фидо…от него нашли только пряжку от пояса.»

«Да?»

«И та была на дереве.»

«Где мы?»

«Отнюдь не около дерева. Что там такое?»

Гаспод втянул носом воздух. Его нос мог прочесть город способом, отчасти напоминавшим высокообразованные подметки сапог капитана Бодряка.

«Перекресток авеню Коронации и Гордецов.» — сказал он.

— «След здесь кончается. Он мешается с другими окружающими запахами.»

Любимица понюхала вокруг. Кто-то приходил сюда, но слишком много людей пересекло след. Резкий запах еще витал, но лишь едва различимым намеком среди путаницы разноречивых запахов. Она ощутила превозмогающий все запах приближающегося мыла. Она заметила его еще раньше, но только как сопровождавший запах женщины и воспринимавшийся как слабое дуновение. Когда же она очутилась в четырехногом состоянии, этот запах, казалось, заполонил весь мир.

Капрал Морковка шел, задумавшись, по дороге. Он не смотрел куда идет, тем более, что это ему и не было нужно.

Попадавшиеся ему навстречу люди воспринимались Морковкой как бы стоящими в стороне.

Впервые Любимица увидела его глазами окружавших… Прекрасный человек! Как же этого не замечают люди?

Он проходил сквозь город, как тигр сквозь высокую траву, или как белый медведь сквозь снег, одевая на себя ландшафт как кожу…

Гаспод огляделся по сторонам.

Любимица сидела на задних лапах, пристально глядя на него.

«У тебя язык вывалился.» — сказал он.

«Что? То есть? То есть как? Это же естественно. Я запыхалась.»

«Гр-р, гр-р.»

Морковка увидел их и остановился.

«Да это же маленькая дворняжка.» — сказал он.

«Гав, гав.» — сказал Гаспод, виляя обрубком хвоста.

«Я вижу у тебя завелась подружка, неплохо.» — сказал Морковка, гладя его по голове, а потом совершенно машинально вытирая руку о тунику.

«Честное слово, прекрасная сука.» — сказал он. — «Волкодав с Бараньих Вершин, как я могу судить.» Он потрепал Любимицу. «Ну ладно.» — сказал он. — «Это ведь ничему не мешает.»

«Гав, тяв, дай собачке бисквит.» — сказал Гаспод.

Морковка стоял и лихорадочно обшаривал карманы. «Мне казалось, что у меня оставался кусочек бисквита — ей-богу, мог бы поверить, что ты понимаешь каждое сказанное мною слово…»

Гаспод заискивающе поклонился и без труда ухватил бисквит.

«У-уф, у-уф, чавк, чавк.» — сказал он.

Морковка одарил Гаспода слегка недоуменным взглядом, каким люди всегда награждали того, когда он произносил «у-уф» вместо лая, кивнул Любимице и направился к авеню Коронации к дому леди Рэмкин.

«Вот идет прекрасный юноша.» — сказал Гаспод, с хрустом кусая черствый бисквит. — «Простой, но прекрасный.»

«Ну да, он простой.» — сказала Любимица. — «Это было первое, что я в нем заметила. Он простой. Но все лишнее только усложнило бы дело.»

«Ты отвратителен.»

«Да, но я по крайней мере остаюсь в одном обличьи весь месяц, не меняя его, не в обиду будь сказано.»

«Ты напрашиваешься на трепку.»

«Да-а…» — заныл Гаспод. — «Да-а, ты можешь меня покусать. Гр-р. Но меня беспокоит это твое желание. Ты задумайся. У меня было столько собачьих болячек, что выжил только потому, что эти маленькие букашки были слишком заняты, сражаясь друг с другом. Кажется я даже переболел Лижущей Смертью, хотя ею болеют только беременные овцы. Давай. Кусай меня. Измени мою жизнь. Каждый раз в полнолуние у меня будет внезапно отрастать шерсть и желтые зубы, и я повсюду рыщу на своих четырех. Могу заметить, что это сильно изменит мое положение.»

«На самом деле.» — сказал он. — «я и так уже лишился клока шерсти, но пусть…пойми меня, только не надо сильно кусать, а только чуть-чуть…»

«Заткнись. Наконец у тебя завелась подружка, как сказал Морковка. И если у него было что-то на уме…»