Сергей Шведов - Возвращение оракула

Прокурор Иван Николаевич Лютиков пребывал в прескверном расположении духа. Сухарев без труда определил это по багровой толстой шее и розовеющим пухлым щекам. Нельзя сказать, что глаза прокурора метали молнии, но, во всяком случае, смотрели они на следователя прокуратуры неприязненно. Сухарев призадумался и попытался сообразить, чем же так прогневил высокое начальство. Вроде бы никаких особенных грехов за Василием Валентиновичем не числилось. Да и дела, которые он в данный момент вел, вряд ли могли вызвать резонанс в высших городских и областных сферах — обычная рутинная работа, не более того.

— Вот полюбуйся, — бросил Лютиков на стол лист бумаги. — Это же черт знает что!

Сухарев бегло пробежал глазами текст и вздохнул с облегчением. Камешек, нет, скорее булыжник, брошенный анонимным доброхотом, метил, к счастью, не в его огород. Тем не менее Василий Валентинович счел нужным вздохнуть, укоризненно покачать головой и выразить свое отношение к проблеме одним словом:

— Прискорбно.

— Безобразие! — не согласился с ним прокурор Лютиков и прокатился по кабинету большим неуклюжим шаром, энергично вытирая шею белоснежным носовым платком.

Иван Николаевич был человеком неуемным, работящим, довольно близко принимающим к сердцу сваливающиеся на его голову проблемы. За эти качества его ценили начальники и недолюбливали подчиненные. Сухарев и по роду службы, и, так сказать, по зову сердца принадлежал к последним и сейчас с нехорошим предчувствием ждал, чем еще огорчит его энергичный Лютиков накануне честно заработанного выходного дня.

— Надо проверить, — сухо бросил прокурор следователю, присаживаясь к столу.

— Но ведь это анонимка, Иван Николаевич! Мало ли что напишет наш поголовно грамотный народ. К тому же Рябушкин у нас давно уже не работает.

— По-вашему, три месяца — это давно? — сверкнул на подчиненного глазами Лютиков.

Сухарев в ответ лишь сокрушенно развел руками. По внешнему виду и внутренним качествам Василий Валентинович был полной противоположностью прокурора. То есть худ, высок ростом и флегматичен. Лютиков ценил в нем старательного и въедливого работника, но частенько поругивал за отсутствие вдохновения. Сухарев на претензии прокурора только плечами пожимал. По его мнению, юрист должен в своей деятельности руководствоваться одними фактами, а вдохновение оставить поэтам.

— Вы фантастической литературой случайно не увлекаетесь, Василий Валентинович.

— А с какой стати? — удивился Сухарев.

— Действительно, — вздохнул Лютиков. — Чушь собачья лезет в голову.

Несколько месяцев назад с Лютиковым приключилась крупная неприятность. Да что там неприятность — чертовщина какая-то. Из морга исчезли полтора десятка трупов. Точнее, они не исчезли, а некоторым образом ожили. И даже не некоторым, а самым что ни на есть натуральным. А один из этих ходячих трупов имел наглость заявиться в кабинет губернатора в тот самый момент, когда весь областной бомонд публично скорбел о его кончине. Сухарев в том деле задействован не был, но слухами земля полнится. Лютикову влепили неполное служебное соответствие и намекнули на проблемы со здоровьем. Для самолюбивого Ивана Николаевича такая оценка его неустанных трудов на поприще юриспруденции явилась тяжелым ударом. Но обиду он затаил не столько на огорчивших его суровых начальников, сколько на ни в чем вроде бы не повинного Анатолия Сергеевича Рябушкина… Сухарев никогда бы не стал копаться в душевных ранах прокурора, если бы тот сам не подсунул ему эту чертову бумажку с доносом анонима.

— А что, найденный клад действительно столь велик?

— Я тебя умоляю, Василий Валентинович! — вновь подхватился с места Лютиков. — Велик! Независимые эксперты оценили его в миллиард долларов! Можешь представить себе эту сумму? Губернатору уже звонили из центра и намекнули, что области, в которой золото лежит под ногами, вряд ли в будущем понадобятся дотации. Семен Семенович в шоке.

— Но ведь не губернатор этот клад обнаружил, — резонно заметил Сухарев. — А столица нас еще и благодарить должна. Шутка сказать, такой прибыток государству. На их месте я бы Семен Семенычу орден дал.

— Дадут, — скептически протянул прокурор. — Догонят и еще дадут. Мне уже звонили из Генеральной прокуратуры и выразили удивление. Понял, Василий Валентинович, — удивление. И есть чему удивляться, согласись. А тут еще эта анонимка.

— Но ведь цифры-то уж больно несуразные. — Сухарев вновь пробежал листок глазами. — А потом, зачем им скрывать часть клада, если они себя и так обозначили, выдав правительству ценностей на миллиард. Ведь по закону им полагается доля в двадцать пять процентов, если не ошибаюсь. А это ни много ни мало, как двести пятьдесят миллионов долларов. С ума можно сойти. Сорвали как с куста.

— Вот то-то и оно, что сорвали. А где найдено ценностей на миллиард, там вполне могли найти и на четыре. Тем более что в этом деле замешан наш сотрудник, пусть и бывший. Не говоря уже о других известных в городе лицах.

— Вы Хлестова имеете в виду? — насторожился Сухарев.

При упоминании фамилии ожившего «покойника» Лютиков поморщился. Петр Васильевич Хлестов был весьма заметным в городе человеком, близким как к мэру, так и к губернатору. И конечно, случившаяся с ним неприятность бросала тень и на властные структуры.

— Поговори с Петром Васильевичем, — прокашлялся Лютиков. — И вообще, займись проверкой сигнала.

— Но помилуйте, Иван Николаевич, — возмутился Сухарев. — Это же не сигнал, это же бред какой-то. Где я вам найду этого гостя из будущего, то ли бога, то ли оракула? Анонимку явно больной человек прислал. Тут не следователю надо разбираться, а психиатру.

— Если потребуется привлечь психиатров — привлечем, — жестко сказал Лютиков. — По-твоему, ценности в миллиард долларов — это тоже плод больного воображения? В общем, вынь мне этих сукиных сынов да положь!

— А кого вынуть-то и положить? — растерялся Сухарев.

— Не знаю, — раздельно и веско произнес Лютиков. — Ты у нас следователь — вот и расследуй. Все, Василий Валентинович, свободен — у меня совещание.

Вот ведь влип! Сухарев, выйдя из кабинета прокурора, едва не выругался вслух. Дело показалось ему темным и абсолютно бесперспективным. Собственно, и дела в привычном для юриста понимании этого слова не было. Василию Валентиновичу оставалось только скрежетать зубами да сожалеть, что в нашем правовом поле не прижилась известная формула римского права: нет трупа, нет и преступления.

— Но я тебя умоляю, Круглов, что ты околесицу несешь? — услышал вдруг Сухарев голос из-за приоткрытой двери кабинета. — Что значит пропал? Так был труп или не было? Вот так прямо встал и ушел?