Светлана Славная - В дебрях Камасутры

Чтобы душе Ивана поскорее захотелось вернуться, его тело как следует отмыли, причесали, принарядили, а для облегчения поисков установили на макушке сверкающий маячок. На всех мыслимых частотах во всеобщее информационное пространство уходили сообщения: «Тому, кто нас услышит! Передайте Ивану Птенчикову, что ему пора домой!» Ведущий психолог Центра Реабилитации предложил воздействовать на наиболее чувствительные зоны заблудшей души учителя литературы. Уходящие в эфир послания несколько видоизменились — для воздействия на чувство долга Птенчикову телеграфировали: «Почему прогуливаете работу без уважительных причин?!» А в качестве шоковой терапии, направленной на чувство сострадания, записали дружные рыдания его учеников с душераздирающим соло Варвары Сыроежкиной.

К тибетскому ламе обратились с просьбой слетать в Шамбалу лично. Лама в ответ произнес речь столь абстрактно-возвышенную, что всем стало ясно: если и полетит, наверняка заблудится.

Пару раз к находящемуся в реабилитационном центре Птенчикову пытался прорваться начальник полиции «для конфиденциального разговора».

— Как вы не понимаете, мэтр сейчас не в состоянии разговаривать! — пытался вразумить его медперсонал.

— Ну, может, хоть подмигнет? — канючил непробиваемый генерал.

Варваре Сыроежкиной пришла в голову смелая мысль — прокипятить тело Птенчикова в своем «молодящем котле», чтобы, по выражению индийского гуру, «повернуть время вспять».

— Нельзя нарушать температурный режим! — запаниковал Олег Сапожков. — Какой смысл омолаживать тело, если в нем все равно нет души?

— Молодое тело обладает большой привлекательностью, — парировала Сыроежкина. — Глядишь, к нему и душа потянется...

— Чья? — фыркнул Аркадий. Но Сыроежкина уже никого не слушала: загоревшись идеей, она прекратила заламывать руки над застывшим учителем и помчалась в свою лабораторию.

Там Варю ждало серьезное потрясение: крысы и кролики, которых она, отправляясь в экспедицию, оставляла юными, бодрыми и пушистыми, валялись на дне своих клеток облезлыми трупиками. Старость животных не пощадила: их шерсть запаршивела и торчала клочьями, тела скукожились, кости выпирали из впалых боков.

— Не может быть! — шептала дрожащими губами Варя. — Несчастные зверушки, им бы еще жить да жить, даже без омолаживающего купания...

Перед глазами тут же встала иная картина: отец Бахадура с дядюшкой кшатрия, чьи лица избороздили глубокие морщины, а тела согнуло тяжкое бремя прожитых лет.

— Эффект маятника! — вспомнила Варя слова загадочного индуса. — Так вот что имел в виду почтенный гуру: чем больше я отклоню маятник жизни в сторону молодости, тем ощутимее он качнется в направлении старости. «Не пытайся спорить с вечностью, этому спору не будет конца...» Бедные, бедные мои Бандар-Логи, я думала, что подарила вам новую жизнь, а вы...

— А они и ушли к новой жизни, в полном соответствии со своими убеждениями, — прервал ее стенания незаметно подошедший Егор Гвидонов. — Ну как, Сыроежка, ты все еще настаиваешь, чтобы мы искупались в твоем зелье во время собственной свадьбы?

Ребята вернулись в библиотеку ИИИ, где позеленевшие от перенапряжения Олег с Аркадием впихивали в себя все новые и новые тейбл-тексты в поисках дополнительной информации о Шамбале.

В один из таких безрадостных дней раздался звонок мобильного видеофона, и на экранчике высветилось лицо директора колледжа.

— А, ребятки, вернулись! — протянул он весьма многообещающе. — Почему не появляетесь на занятиях? Надеюсь, вы не забыли, что на следующей неделе должна состояться защита ваших дипломов?

Варвара всплеснула руками:

— Понимаете, Серафим Кузьмич, тут такая беда: Иван Иванович ушел в Шамбалу...

— Мы все скорбим по поводу его долгого отсутствия, — прервал ее директор, — однако вы собирались представить диплом отнюдь не по литературной тематике, и потому я не вижу причин переносить вашу защиту на следующий год.

— Как же мы будем защищаться? — Варя беспомощно взглянула на Егора. — Зоотранслейтор испорчен, «молодящие котлы» Царь-девицы использовать недопустимо...

— Может, защитим диплом на Маугли? Представь, какая сенсация: отец ребенка родился на тысячелетие раньше матери, а сам ребенок появился на свет на тысячелетие раньше отца. Наукой подобные казусы пока не изучены.

— Послушайте, Серафим Кузьмич, — устало обратился к директору колледжа слышавший беседу Олег Сапожков, — может, не стоит зря мучить ребят? Зачтите им в качестве диплома поездку в Индию, тем более что Егор уже зачислен в штат ИИИ, а Варвару мы собираемся уговаривать поступить на работу именно к нам.

— Зачем же меня уговаривать? — покраснела от удовольствия Варя. — Я мечтала работать вместе с вами!

— А как же натурология? — возмутился директор.

— Исторические исследования можно проводить в любой области, — заверил его Олег. — Как вам, к примеру, тема эволюции животного и растительного мира?

Меж тем жизнь продолжалась. Постановка «Конька-Горбунка», которую ученики Птенчикова осуществили совершенно самостоятельно, была готова, и оставалось лишь назначить день премьеры. Варя с Егором объявили друзьям о своем решении отложить свадьбу до возвращения Птенчикова, на которое они упорно надеялись. Их решение поддержали, и спектакль из свадебного подарка превратился в дань памяти любимому учителю. В день премьеры зрительный зал был переполнен. Бесчувственного Птенчикова привезли из реабилитационного центра и усадили на почетное место. По правую руку от него сидели Олег с Аркадием, по левую — Варя, Егор и осиротевший Васька-Маугли, крепко вцепившийся в своего «Большого Брата».

Васька осунулся и побледнел. Родителей Егора, принявших мальчика под свой кров с искренней теплотой, очень беспокоило его состояние. В первый момент, когда Сонька исчезла в провале двери разогнавшейся машины времени, Васька ничего не понял. Лишь оказавшись в толпе возбужденно гомонящих сотрудников ИИИ, он осознал, что его мамы рядом нет. Мальчик впал в настоящую истерику, он рвался лететь обратно, кричал, чтобы его немедленно отпустили, и даже укусил удерживающую его Варю. Потом он лежал на полу Института, сотрясаясь от слез, и всем, кто слышал этот детский плач, хотелось завыть вместе с ним. Обессилевшего мальчика накачали транквилизаторами и собрались было отправить в реабилитационный центр, но Егор сказал, что не оставит его в одиночестве посреди чужого, незнакомого мира. Первые дни он старался проводить с Васькой как можно больше времени, развлекая собственными детскими изобретениями, бережно хранимыми в кладовке. Постепенно Васька вошел во вкус гвидоновских игрушек и даже сумел без особых усилий усовершенствовать программу многофункционального батискафа. С этого момента он полностью погрузился в мир изобретений Большого Брата, и родители Егора поняли, что в их доме объявился еще один гений технической мысли.