Владимир Пучков - Черти поневоле

Прямиком, через заборы и огороды, они двинулись в том направлении, куда улетел шеф. Через двадцать минут взмокшие и растрепанные братки стояли возле завода.

— Ну и где шеф? — спросил Серый, оглядываясь по сторонам.

— А вон! — сказал Колян, указывая на хрипящую статую.

— Ты что, тупой? — терпеливо возразил Серый. — Это же статуй. Ты видишь, что он белый!

— А чего же он хрипит? — возразил Колян. — Может, шеф того… от испуга побелел? Такое бывает.

Колян подошел к Эдику и осмотрел его со всех сторон.

— Майка его, шорты тоже. Он!

— Шеф! — тихонько позвал Толян, глядя в красные, мученические глаза статуи.

— Хр-р-р! — запел свою песню Эдик.

— Ну вот! А я что говорил! — горделиво приосанился Колян. — Пошли домой, шеф!

Эдик напрягся что есть силы, дернулся и упал плашмя. От удара цементная скорлупа раскололась, и братки бросились поднимать шефа на ноги. Наконец он поднялся, потряс головой, выколупнул кусок штукатурки из уха и зарычал:

— Это кто, сволочи, меня так подставил? Кто подлянку кинул, я спрашиваю?!

— Шеф, это не мы! — затрясся Серый.

— Знаю, — смягчился Эдик. — Все равно найду гада, он у меня полетает! Отвечаю!

Он повернулся к заводу и неожиданно с умным видом произнес:

— Однако нет худа без добра. Вот, пацаны, то, что мы ищем! Надо теперь только Лисипицина откопать. Без него — никак.

— Найдем, шеф, — сказал Колян. — Он наверняка где-нибудь рядом.

В это время на крыше показалась лохматая башка.

— Смотри-ка, — удивился Серый, — мужик!

— Работяга, — отмахнулся шеф. — Кровлю небось ремонтирует.

Тут надо сказать, что Эдик сильно ошибался. На крыше была обезьяна. А вышло так… Когда Лисипицин был директором завода, он с помощью импортного колдуна нашел заброшенный вход в Тридевятое царство. Царство оказалось большое, а главное — богатое.

Лисипицин недолго думая стал сплавлять туда пластмассовые изделия, оплату же требовать золотом и драгоценными камнями. А чтобы никто к заводу и близко не подошел, поставил охрану из братков.

Один из них вел себя настолько скверно и нагло, что Костя при помощи камня чудес превратил его в обезьяну. А Яга наложила свое заклятие, и стала обезьяна жить на крыше и сторожить завод от непрошеных — на ее, конечно, взгляд — гостей.

Обезьяне бросали корм, а она в ответ кидалась камнями. Такая вышла история. К обезьяне быстро привыкли и перестали удивляться. Зато и без особой нужды к заводу не подходили.

— Эй, мужик! — крикнул Эдик, обращаясь к обезьяньей голове. — Где тут Лисипицин живет?

— А ху-ху не хо-хо? — изрекла обезьяна, размахивая длинными волосатыми лапами.

— Фильтруй базар, фраер! — возмутился Серега. — Не то схлопочешь по самое некуда!

Но обезьяна подпрыгнула, затем изогнулась и показала браткам неприличную часть тела.

— Уррр! — оскалилась она. — Ху! Хо!

— Ну ты сейчас получишь! — вскипел Эдик. — Колян, дай ему в глаз!

— Щас, пацаны, только подсадите на козырек! — обрадовался Колян. Он подскочил к козырьку и оказался в опасной близости от стены. Обезьяна только этого и ждала. Тяжелое надкушенное яблоко с хрустом ударило Коляна по макушке и раскололось надвое.

— Вай! — взвизгнул Колян с кавказским акцентом и бросился бежать, но в это время второй огрызок угодил ему меж лопаток. — Уя! — Колян споткнулся и рухнул в пыль.

— Ты че, баклан! — заорал Эдик и тут же с хрустом сомкнул челюсти.

Следующий огрызок угодил ему прямо в рот. С трудом прожевав кислое яблоко, отплевываясь от семечек, шеф поднял кверху полные слез глаза и погрозил кулаком. И тут увидел в обезьяньей руке обломок кирпича.

— Все-все, уходим, — сказал он, пятясь задом. — Но мы еще вернемся и побазарим, блинн!

Шурх! Обломок кирпича прошуршал буквально в сантиметре от бугристого черепа бандита. Братки бросились бежать.

Запыхавшись, они остановились возле небольшого двухэтажного дома. У калитки стоял рыжий мужичок в косоворотке и смазных сапогах. Его козлиная бородка задорно вздернулась вверх, а глаза сверкали каким-то бесовским любопытством. В руках у мужичка была здоровенная метла.

Эдик остановился напротив него и некоторое время переводил дыхание. Наконец он огляделся — не видно ли какой-нибудь новой каверзы — и только тогда спросил:

— Земеля, подскажи, как Лисипицина найти?

Глаза мужичка вспыхнули еще ярче.

— А зачем он вам? — поинтересовался он.

— Да надо привет от одного конкретного пацана передать, — пояснил Эдик.

— Что за пацан? — насторожился незнакомец, и его хитрые глазки опасно прищурились.

— А твое какое дело? — огрызнулся Эдик. — Ты че, всех пацанов знаешь, да?

— Не всех, но кое-кого знаю, — сказал мужичок, испытующе глядя на бандита.

Эдик подошел к незнакомцу вплотную. Ему очень хотелось по-свойски разъяснить этой деревенщине, кто такие конкретные пацаны, но что-то во взгляде мужичка заставило его сбавить обороты, и он просто недовольно сказал:

— Не хочешь говорить, так и скажи!

— Да ладно! — усмехнулся незнакомец. — Знаю я, о ком вы говорите. Кислый, да?

— Точняк! — удивился Эдик. — А ты откуда знаешь? Догадался?

— Ага, — сказал незнакомец. — Лисипицин — это я!

Эдик хотел сказать, что-то вроде: а зачем ты нам мозги целый час компостировал? Или чего лапшу на уши вешал? Но почувствовал вдруг дикую усталость и только махнул рукой.

— Ну что ж… Пойдем поговорим! — предложил Лисипицин и, оглянувшись, открыл калитку.

Они устроились за столом в беседке.

— Значит, говоришь, Кислый привет передавал? — Лисипицин снова усмехнулся. — Как он? Жив еще?

— Да так, — пожал плечами Эдик, — не очень.

— Я так и думал. Кислый всегда был дураком. — Лисипицин забарабанил пальцами по столу. — Ну а вам-то что от меня нужно?

Эдик на секунду замялся, но затем решительно полез в карман и вытащил золотую монету.

— Вот!

Пальцы у Лисипицина предательски дрогнули, он так и впился в монету взглядом, но в руки ее не взял.

— Что это? — Его хитрющая физиономия излучала искреннее непонимание.

— Рыжевье! — процедил Эдик. — Я знаю, что оно отсюда. А ты этим делом занимался!

— Все! — Лисипицин поднялся со скамьи. — До свидания! Я с сумасшедшими не разговариваю.

— Двадцать процентов, командир! Все будет чисто, отвечаю.

— Сейчас я спущу собаку! — пообещал Лисипицин.

— Тридцать процентов! — взмолился Эдик.

— Вон! — холодно повторил Лисипицин, указав бандитам на дверь.

— Сорок! — едва не плача от жадности, простонал Эдик.

Лисипицин ненадолго задумался.

— Семьдесят! — твердо заявил он, не спуская с братков глаз.

— Что?! Это грабеж! Это… это… — Эдик не находил слов.

Некоторое время он беззвучно шевелил губами, под конец схватился за сердце и, с трудом ворочая языком, проговорил: