Валентин Леженда - Бессмертные герои

Впрочем, сын Гермеса особо по этому поводу не горевал, примкнув в тот же день к героической группе Аноитоса, рыскающей в окрестностях Элевсина, где, по слухам, бесчинствовал кровожадный великан по имени Керкион. (Тут я вынужден вмешаться с комментариями по поводу великанов. Вы, пожалуйста, не удивляйтесь тому, что греческим героям постоянно приходится сталкиваться со всевозможными распоясавшимися гигантами. Я тоже многих великанов сразил в бытность свою смертным героем. Великаны в то время были самым настоящим чирьем на заднице Аттики. Ведь законы природы как действуют? Чем ты крупнее телесно, тем больше у тебя силы и, соответственно, меньше мозгов. За всю историю Греции было лишь одно приятное исключение из правил, а именно: Геракл Великий Непобедимый, то есть я!)

И вот после стремительного падения сына Гермеса (в прямом и переносном смысле) стали попадаться на пути греческих героев очень странные добропорядочные граждане.

Поначалу герои решили, что где-то неподалеку произошел погром в местной кунсткамере, откуда сбежали все содержащиеся там уроды, однако сие предположение было чрезвычайно далеко от истины.

Встречные незнакомцы вызывали крепкое недоумение. Одни из них ходили исключительно на цыпочках, будто невидимая рука слегка приподнимала их за шиворот. Другие же были полной противоположностью первым. Невысокие, коренастые, будто грохнутые чем-то тяжелым по голове, так что шея ушла в плечи, а поясница в ягодицы. Шли эти бедолаги как-то скособочась, выставив вперед правое плечо.

Поначалу герои решили не обращать на эти странности внимания, но после тридцатого скособоченного встречного не выдержали и решили выяснить, что тут все-таки происходит.

Лысый Эритрон, недолго думая, остановил потешную пару: мужчину с женщиной, судя по внешнему виду, горожан. Несчастные неуверенно шли на цыпочках, состоя, как показалось на первый взгляд, из сплошных вытянутых конечностей.

— Уважаемые, — с некоторым раздражением обратился к ним Эритрон, — соизвольте объяснить нам, что тут у вас происходит?

— Ужасная напасть постигла наши земли! — странно растягивая слова, ответил мужчина. — Полоумный маньяк по имени Прокруст вторую неделю тиранит наивных греческих граждан.

— Так-так! — удовлетворенно потер руки Эритрон и могучие герои понимающе переглянулись.

Итак, Прокруст.

Прокруст оказался всего-навсего свихнувшимся массажистом, открывшим у дороги массажный дом для усталых путников. Массивная, завлекающая потенциальных клиентов вывеска со странным названием «Костемания» выглядела довольно зловеще.

Однако ничего ужасного на первый взгляд в виду не имелось. Просто хитрый Прокруст тонко намекал, что, мол, в симпатичном придорожном домике вполне можно размять кости, вправить суставы, растереть затекшую шею. В особенности, если клиент очень часто любит на небо глядеть и рассуждать о смысле Вселенной.

Последних попадалось великое множество, в основном, странствующие философы.

Сразу было видно, как много бездельников развелось в Древней Греции, и это, между прочим, помимо великих героев.

Однако одной странной вывески было мало для завлечения клиента, и поэтому свихнувшийся маньяк добавил к первой вывеске вторую, побольше и поярче.

Значилось там всего лишь одно волшебное слово, а именно: «ХАЛЯВА!»

Естественно, подобное объявление должно было насторожить добропорядочных греческих граждан, но получилось с точностью наоборот. Таким образом Прокруст получал бесконечное количество подопытных для своих садистских экспериментов.

Но чем же занимался этот милый во всех отношениях эллин, помимо расслабляющего все косточки массажа?

О, преступления Прокруста были просто ужасны.

Воистину лишь особо извращенный ум мог придумать подобное зверство.

Спятивший массажист изготовил особое ложе, позже ставшее в Греции очень популярным орудием пыток.

Ложе представляло собой массивную деревянную кровать с хитрым потайным механизмом. Именно на этой «кроватке» маньяк и принимал своих многочисленных клиентов, жутко истязая несчастных.

Если добропорядочный, падкий на халяву гражданин был слишком высокого роста и его голенастые ноги нелепо болтались в воздухе, превышая размеры ложа, то Прокруст пристегивал его кожаными ремнями к особому механизму и… азартно крутил деревянные колесики, благодаря чему дико орущая жертва здорово уменьшалась в размерах, аккурат по длине зловещей кроватки.

Ну а ежели заглянувший на сеанс бесплатного массажа халявщик был слишком маленького роста, маньяк с удовольствием его вытягивал, пританцовывая при этом от наслаждения.

Наверняка сумасшедший был ко всему еще и мазохистом, ибо выдержать то, что ему говорили некоторые подопытные, мог не всякий эллин. А куда они его посылали… о, фантазия этих греков действительно казалась безграничной.

Вот такая небольшая, но хреновая проблема.

Заметно приободрившись, могучие герои шумною толпою подвалили к симпатичному массажному домику у обочины дороги, из которого с завидной периодичностью неслась отборная греческая ругань.

— Вот это да! — с восхищением проговорил Эритрон, и могучие мужи, застыв у гостеприимно распахнутых дверей, затаив дыхание, принялись внимать.

Подобные словесные перлы мог выдавать лишь самый настоящий виртуоз отборной ругани, непризнанный гений обидного слова и оскорбительного намека.

В полном объеме такое нельзя передать письменно, ТАКОЕ нужно было слышать.

Многие из героев тут же схватились за письменные принадлежности, дабы успеть запечатлеть для истории особые шедевры из этого потока словесных оскорблений.

Вот что неслось из сотрясающегося от гневных воплей массажного дома:

— Ты пикнос скотомэнос провато!

Что можно было перевести как: густая убитая овца.

— Эпиоэтикос тромэрос алого! [2]

То есть: агрессивная уродливая лошадь.

— Эхорикос халасмэнос скилос! — Враждебная испорченная собака!

— Скотоно! — Убийца!

— Асхимос морфи! — Уродливая харя!

— Псэма элинас! — Лживый грек!

— Мавропули! — Грач!

— Писмато корми! — Упрямое туловище!

— Пситос папутси! — Жареный тапок!

Было там много других ругательств, но за неимением места и времени автор счел нецелесообразным оглашать весь список. Тем более вполне возможно, что сей скромный труд будут читать утонченные фемины, которые наверняка поморщат свои чудесные припудренные носики при упоминании какого-нибудь особо витиеватого непристойного выражения.

Где-то через полчаса грязная ругань внезапно прекратилась.

Не то невидимый виртуоз был наконец замучен до смерти, не то он до конца исчерпал свой ругательно-словесный запас.