Надежда Первухина - Мастер ветров и вод

— И чего ты добилась? — насмешливо заметило существо. — Красива твоя земля? Так ли уж ты хочешь вернуться? Или мы продолжим с тобой ту игру, что началась тогда, когда этой земли и в помине не было?

— Оставь меня в покое! — яростно крикнула я. — Иначе я покажу тебе, на что способна!

— О, ты по-прежнему горда и высокомерна, — произнесло существо огромным ртом. — Ты так и не поняла простой истины: с духами надо договариваться, а не воевать.

— Так ты дух?

— Я — Лун. Теперь ты, смертная женщина вспомнила, что это значит?

— Нет, — сказала я, дрожа от непонятного ужаса. — Прости меня. Отпусти меня. Я так хочу на землю!

— Твое желание незаконно, — сказало существо. — Впрочем, не я устанавливаю здесь законы. Хочешь, так иди. Но я надеюсь, что мы еще ветретимся.

— Я не разделяю твоей надежды. — Почему-то мне хотелось грубить этому существу. И одновременно хотелось его бояться.

Существо усмехнулось, продемонстрировав серебряные клыки и узкую ленточку золотого языка взмахнуло крыльями и улетело прочь. А на его месте обнаружился люк вроде канализационного, с призывно отодвинутой крышкой.

— А более цивилизованного пути нет? — неизвестно у кого поинтересовалась я и прыгнула в люк.

— Пожалуйста, госпожа Чжао, лежите спокойно. Вам пока нельзя двигаться.

Я открыла глаза, будто натертые горячим песком. Глаза — единственное, что я чувствовала из своего тела. Позднее я узнала, что меня так накачали анестезирующими препаратами, что мои нервы плавали в них, как пьяные купальщики в бассейне с портвейном.

Вокруг все было ослепительно, нестерпимо белым.

— Зачем так ярко? — пробормотала я, зажмуриваясь. — Уберите свет.

— Фотофобия, — услышала я непонятное слово. — Побочный эффект от седатизифина. Доктор Линг предупреждал.

Я услышала шорох, словно опускали жалюзи, и снова открыла глаза. Теперь свет был вполне приемлемым. В этом свете я рассмотрела комнату, выдержанную в светло-персиковых тонах, узкий белый шкаф, стоявший напротив кровати, и саму кровать, на которой я благополучно возлежала. В прикроватной вселенной также обитала смуглая девушка в форме сестры милосердия. Узкие глаза девушки смотрели на меня внимательно и с беспокойством.

— Что случилось? — поинтересовалась я. — Я в больнице? Почему?

— Госпожа Чжао, вам не следует волноваться и задавать вопросы. Пожалуйста, отдыхайте и набирайтесь сил.

Девушка взяла в руки крошечный шприц и сделала мне укол.

— Доктор Линг... — последнее, что я услышала. Во второй раз я очнулась, как потом мне сказали, почти месяц спустя и перенеся четыре операции. И теперь я могла возвращаться к реальности и узнавать страшную правду.

Машина моего кузена Го взорвалась, когда мы ехали из ресторана «Тяньин». Го погиб мгновенно, а меня — обожженную, полуживую — нашли в сотне метров от искореженного остова пылающей машины. Полиция так и не выдумала достойной версии того, почему взорвалась машина, — слишком уж странным был взрыв, словно в бензобак ударила молния...

Когда медсестра, рассказывавшая мне это, произнесла слово «молния», я словно перенеслась в тот роковой вечер: пустое шоссе, сумерки и вдруг посреди дороги — человек. Человек, сквозь которого, как сквозь пелену тумана, проскочила наша машина. Человек, пославший нам вслед молнию, ослепительную и чудовищную...

Но об этом я не стала говорить ни сиделке, ни доктору Лингу, вернувшему мне человеческий облик и вылечившему мои ожоги. Во-первых, это сочли бы бредом, а во-вторых...

Что-то удерживало меня от разговоров.

Мне еще нельзя было вставать — пересаженная кожа на обожженных участках приживалась медленно. Но от одиночества я не страдала. За мной ухаживала не только сиделка, но и кузина Хуа, приехавшая вместе с моей дочерью из Гуанчжоу, едва до них добралась весть о несчастье. Семья скорбела о кончине Го, от кузины я узнала, что было отслужено несколько поминальных служб с монахами, приглашенными из разных монастырей. Также служили благодарственные молебны Трем Буддам — за то, что спаслась хотя бы я...

Мне невыносима была мысль о том, что Го больше нет. Отношения, связывавшие нас, не были отношениями любовников или просто приятелей. Это была кровная дружба; когда бы я ни обратилась к: Го, я знала, что получу от него поддержку, защиту и добродушно-насмешливую реплику, помогающую жить...

Но Го ушел к Желтым истокам, и я не знаю, кого в этом винить. Человека с молнией? Но вполне возможно, что этот человек — лишь плод моего воображения, тогда как в реальности... А что в реальности? Пустота и неразрешимые вопросы.

— Катя, прошу тебя, будь осторожна, — сказала я как-то дочери.

— Мама, не волнуйся, ничего плохого со мной не случится, — заверила меня Кэтнян.

— Я и... кузен Го тоже так думали, — сглатывая застрявший в горле комок, заметила я. — А эксперты так и не разобрались, отчего же взорвалась машина.

— Мама, это могли быть какие-нибудь неполадки... Неужели ты считаешь, что это — покушение? Ну кто мог на вас покушаться?

Присутствовавшая при сем разговоре кузина Хуа погрозила Кэтнян пальцем и сказала:

— Никто не мог, никто.

Но тут я заставила себя вспомнить события, предшествовавшие ресторану «Тяньин» и роковой поездке.

— Мне угрожали, — сообщила я кузине Хуа. — Два разных человека. Мужчина и женщина. Они заявили, что я своим фэн-шуй испортила им жизнь.

(Про Красавчика Ванга я тоже вспомнила, но вспомнила также, что проблема, связанная с ним, вроде бы была мною решена. Поэтому я смолчала, не поминая Красавчика Ванга всуе.)

— Угрожали?

— Да, это были довольно глупые угрозы. Кузен Го тогда еще сказал, чтобы я не беспокоилась. Дескать, с этими психами разберутся и все такое... А если с ними не разобрались? Если все-таки взрыв машины — это покушение... Месть за плохой фэн-шуй...

— В таком случае тот, кто покусился на вас, должен быть по меньшей мере божеством, — сказала кузина Хуа. — Или Великим князем Тьмы. Послушай, Нила, не терзай себя бесплодными размышлениями. Ты жива, скоро будешь совсем здорова, с тобой дочь и вся Семья, а потому оставь скорбь.

— Я не могу не скорбеть по кузену Го, — тихо ответила я. — И самое ужасное то, что я даже поплакать не могу — врачи запрещают мне плакать.

— Го не был бы рад, узнав, что ты портишь лицо слезами. Го был веселый человек. А потому твои молитвы о нем — если ты захочешь помолиться — не должны быть слезливыми.

И я начала молиться — что мне еще оставалось делать, коль прикована к больничной койке?

Возле моей кровати кузина Хуа устроила поминальный алтарь — на принесенном столике стояла посмертная табличка с именем Го, лежали жертвенные деньги и тихо струили легкий фимиам ароматические палочки. Надо было соблюдать ритуал, но я молилась своими словами: