Владимир Пучков - Тень великого канцлера

— Уши! — громовым голосом гаркнул Святогор и сплюнул через левое плечо. — Только уши, господа, и ничего, кроме ушей!

Едва богатыри вышли за дверь, как в проеме между стеллажами открылась потайная ниша, и маленькая серая тень метнулась к столу. Увидев карту, тень удовлетворенно хмыкнула, затем скатала ее в рулон и на цыпочках вернулась обратно. Через секунду ниша закрылась, словно ее и не было. На пустом столе остался только красный карандаш, которым Святогор прочерчивал богатырский маршрут.

Дормидонт, Великий князь Лодимерский, сидел на широком подоконнике в своей светлице и навершием царского жезла колол грецкие орехи. Время от времени он смотрел в окно и широко, со слезой, зевал. Терем выходил окнами на широкий княжеский пруд. Темная вода у противоположного берега заросла зеленой ряской. Над берегом склонились ивы, опустив тонкие ветви прямо в воду. На бревенчатом плоту какая-то баба полоскала белье. Она с оттяжкой била тяжелым вальком по широченным мужицким порткам и приговаривала:

— Вот тебе, змей подколодный! Вот тебе, пьяница! Вот тебе, охальник!

Удары были такие увесистые, что, если бы по щучьему велению в них неожиданно оказался тот самый охальник и пьяница, он мигом бы лишился всех своих мужских недостатков и вынес бы из этой битвы только одни достоинства.

Такое проявление чувств невольно заставило Дормидонта встрепенуться. Он даже перестал зевать. А когда на мостках появилась статная девица, так и вовсе затаил дыхание. Девица подошла к краю плота и оглянулась на княжеские окна. Дормидонт мгновенно слетел с подоконника, стукнулся лбом о бревно, присел, затаив дыхание. Тут ему пришло в голову, что царская корона может его выдать. Он стащил ее с головы и осторожно положил на пол.

Тем временем девица, убедившись, что никто ее не видит, стянула с себя сначала сарафан, затем рубаху и осталась в чем мать родила. Дормидонт так и замер. Из полураскрытого рта вывалился кусочек непрожеванного ореха. Девушка была страсть как хороша! Дормидонт глядел на нее, мечтая только об одном — чтобы она повернулась. Девица повернулась, подставляя солнцу все свои прелести, затем сладко потянулась и, подняв тучу брызг, бросилась в воду.

— Танька, засранка! Нашла место, где купаться! — взвыла баба. — Всю воду перебаламутила. Вот я тебя вальком-то!

Но девица не слышала, она уже была на середине пруда. Дормидонт сидел на полу, тщетно пытаясь восстановить дыхание. Вот так красавица! Ну, прямо прынцесса из сказки! А моя-то корова, какова? Ни кожи, ни рожи, даром, что боярского рода! Да ладно — рожа! Ночью-то толком и не видно, какова она. Хоть бы огонечек в нутре был! А то ни соку, ни темперамента, и в самом деле — корова!

— Ваше величество, что с вами? — голос прозвучал так резко и неожиданно, что Дормидонт едва не скончался на месте:

— Ф-фу, Кощей! Когда-нибудь ты меня сделаешь дураком!

Великий канцлер тонко улыбнулся. На языке у него так и вертелось острое словцо, но вместо этого Кощей вежливо поклонился, прижав к груди костлявую ладонь:

— Ваше величество, вас невозможно сделать дураком!

— Это почему же? — обиженно засопел Дормидонт, сразу заподозрив в словах Кощея скрытую обиду.

— Вы, ваше величество, — светоч разума! А светоч погасить нельзя. Кстати, а что вы там такое увидели? — Кощей подошел к окну и некоторое время стоял неподвижно. Потом его лицо начало сереть, затем зеленеть, в какой-то момент на этой зелени появились багровые пятна. Великий канцлер не выдержал, судорожно подтянул штаны и забегал по комнате. Дормидонт с надеждой выглянул в окно, но коварная Танька уже натягивала сарафан.

— Безобразие! — бормотал канцлер. — Как можно в такой обстановке решать государственные дела? Сегодня же… нет, немедленно прикажу эту Таньку доставить ко мне! Я лично влеплю ей выговор!

— Я тоже хочу влепить ей выговор! — зарумянился Дормидонт.

— Вам нельзя, ваше величество! — быстро ответил Кощей. — Жена цезаря должна быть выше подозрений.

— О-ох! — напрягся Дормидонт.

— Тем более сам цезарь, — закончил свою мысль Кощей и перевел дух. Затем, подхватив обмякшего Дормидонта под руку, он повел его к двери: — Эмир кумарский приглашает вас к себе на посиделки. Он покажет вам танец живота!

— Тьфу на него! — обозлился Дормидонт. — Это что, новое похабство? Да мне и на рожу-то его смотреть противно, а ты говоришь — танец живота!

— Вы меня не так поняли! — осклабился Кощей. — Танец будут исполнять лучшие рабыни бухарского варьете!

— А-а-а, значит, не эмир? — оживился Дормидонт. — Ну, это другое дело. Только бы матушка-царица не узнала, а то снова визгу будет…

Сопровождаемый великим канцлером, Дормидонт вышел за дверь. В открытое окно влетал свежий ветер. Он нес с собой запахи цветущего луга, щебет птиц, нестройный гомон большого города. И вдруг все словно бы стихло: замерли цветы, замолчали птицы. Тяжелая угловатая тень надвинулась на окно. Через секунду в комнате стояло странное существо в монашеском балахоне с надвинутым на лицо капюшоном. Оглядевшись, незнакомец увидел лежащую на полу корону. Рядом валялся царский жезл. Незнакомец издал какой-то странный горловой звук и бережно поднял с пола символы государственной власти.

— Дормидонтушка, ты где, у себя, что ли? — послышался за дверью женский голос. — Ку-ку! Что ты делаешь, солнышко?

Незнакомец на мгновение замер, затем метнулся к окну и словно растворился в воздухе. Дверь в комнату открылась. На пороге стояла царица. Ее лицо с сахарной улыбкой окаменело. Улыбка сменилась гримасой капризного недовольства.

— Опять ушел, идол окаянный! Ох, и тяжко мне, затворнице, ох, и ску-учно! — царица залилась слезами и побежала к себе, на женскую половину.

Богатыри вышли от Святогора одновременно ублаготворенные и озабоченные. Яромир оглянулся на резную табличку «ШТАБ ДРУЖИНЫ» и сладко вздохнул:

— Никогда у меня столько денег не было!

— Это же командировочные, чудило! — хмыкнул Добрыня Никитич. — С ними надо поэкономней быть. А то просадишь в один раз, и запевай!

— А что запевать-то? — поинтересовался Яромир. — Я могу! Может, камаринскую?

— Да хоть «Хорст Вессель»! Вот окажешься без денег в Биварии, тогда и запоешь!

— Добрыня прав, — кивнул Алеша Попович, непонятно чему улыбаясь. — Валюту придется экономить.

— А попутный заработок? — нахмурился Илья. — Да нешто мы какого-нибудь франкмасонца тряхнуть не сможем? Не бойся, братишка! — Он положил тяжелую руку Яромиру на плечо. — Мы везде прорвемся! Мы ж богатыри, едрена вошь, а не тварь дрожащая!