Владимир Контровский - Последний оргазм эльфийского короля

Для начала я прослушала в исполнении архимага Нитофона краткий курс по истории и государственному устройству Эххленда. Все мои прежние знания носили отрывочный характер – вроде набора клипов с канала «Дискавери», – а мне требовалась более подробная информация.

Строго говоря, называть Шумву-шаха эльфийским королём было неправильно, так как эльфы составляли лишь незначительную часть населения Полуденной стороны. Эльфы были аристократией, носителями древней мудрости, однако подавляющее большинство светлых эххов были человекоподобными гуманоидами – то есть гумами – без каких-либо специфических особенностей, присущих известным мне фэнтезийным расам. От рождения все эххи как бы застывали в своей природной изначальной форме гума, эльфа или гнома, а способностью менять свой внешний облик обладали только сильные маги. Среди эльфов рождалось больше одарённых, но поскольку эльфов было гораздо меньше, чем гумов, магов-неэльфов было значительно больше. Де Ликатес, например, и рыцари ближнего круга короля были гумами, Гильдия стражей Порталов в основном состояла из гумов, а про Отданонов и говорить нечего: среди горцев эльфов не было вообще. А из четверых архимагов-академиков эльфом был один Истраль. В прошлом между различными эххийскими светлыми расами случались типа конфликты, однако сейчас на Полуденной стороне Эххленда торжествовала политкорректность.

Среди эххов существовал один-единственный критерий карьерного роста: личные магические таланты, и только они обеспечивали продвижение вверх – до определённого предела. Например, капитан Верт О’Прах достиг своего потолка, и выше ему не залезть, хоть ты тресни. А вот маркиз де Ликатес – этот запросто может стать правителем (я даже думаю, что Окостенелла и замуж за него не вышла из опасения, как бы рыцарь не попросил её чуть потесниться на троне властительницы). А вообще-то система первобытно-примитивная: приходит кто-то с большой дубиной и говорит: «Я теперь буду править, а если ты против – давай подерёмся!». Из этого я сделала следующий вывод: не только Шумву-принцу, но и мне не видать трона как своих ушей, если с королём что-нибудь случится (всякое ведь может быть, верно?). Мне придётся отстаивать своё право властвовать, а это, знаете ли, при моих-то магических способностях – точнее, при почти полном их отсутствии, – чревато.

И ещё меня очень интересовал вопрос: откуда взялась эта невероятная правдивость эххов? Я ни в одном фэнтези такого не встречала, да и вообще это противоестественно: как это можно жить без вранья? А вот поди ж ты, живут, и неплохо живут, блин горелый…

Один из моих наставников, архимаг Арыч (тоже из тех, кто поймали Костю), когда я задала ему этот вопрос, объяснил так:

– Да, в природе существует обман, – например, мимикрия, – нужный как средство выживания. Но дело в том, что с развитием Разума очень часто превышается допустимый предел, и ложь во спасение превращается в разрушительную ложь. Привычка врать виснет на ногах разумных тяжкими кандалами и не даёт им возможности подниматься выше – это тупик. Привыкший врать уже не поверит другому, а общество недоверчивых, где каждый подозревает другого в обмане, так и будет топтаться на месте, подозрительно глядя само на себя. Далёкие предки эххов умели врать, но с развитием магических способностей это стало никчёмным: какой смысл обманывать, если можно читать мысли? Склонные ко лжи теряли доверие окружающих, и через несколько поколений привычка врать исчезла, как мешающая жить.

– Но ведь читать мысли умеют только сильные маги! – возразила я.

– А этого достаточно. Древние эххи в подозрительных случаях обращались к магам, и всё быстро прояснялось. И закоренелые лжецы просто вымерли.

– А маги, они что, непрерывно как бы просвечивают всех окружающих?

– Нет. Во-первых, от неконтролируемого потока чужих мыслей можно оглохнуть – попробуйте-ка слушать целую толпу и разобрать, кто что кричит. Во-вторых, чтение мыслей требует точной настройки и большого расхода маны – это утомительно. А в-третьих, в этом просто нет необходимости – она возникает только в особых случаях. К тому же иногда у того, чьи мысли читает маг, возникают неприятные ощущения – головокружение и головная боль. Зачем зря мучить разумное существо? Достаточно и того, что каждый эхх знает: его мысли могут быть прочитаны – врать бессмысленно и даже вредно: ты можешь стать изгоем.

«Слава богу, – подумала я. – Хорошие вы всё-таки ребята…».

Чтобы не вызвать у Арыча ненужных подозрений, я не стала узнавать, можно ли как-то заэкранировать свои мысли – успеется. Принцип я поняла, и теперь для меня главное – не зарываться.

Пополнив свою эрудицию по части эххийского обществоведения, я ознакомилась с основами местной магии и, подковавшись теоретически, перешла к практическим занятиям. Архимаг Азин, желчный тип и самая неприятная личность среди всех преподов, сварливо предупредил меня, чтобы я не пыталась что-нибудь взорвать или метнуть молнию – могу типа надорваться. Я успокоила дедулю, сказав, что если мне понадобится что-то сломать, я попрошу любимого мужа, а мои личные запросы куда скромнее.

Как нельзя кстати я вспомнила о моей простреленной курточке – её неоднократно стирали, но никому из служанок и в голову не пришло заштопать дырку на кармане: они, наверно, думали, что это такая у нас на Земле мода. И я приволокла свою куртень на занятия.

Несмотря на свою малоприятную натуру, маг Азин был толковым преподавателем: я быстро усвоила последовательность действий. С реализацией было сложнее: мне никак не удавалось материализовать нужную мыслеформу. Однако не зря маг Истраль отметил моё упорство – я таки добилась своего.

Ощущение, блин, невероятное: я чувствовала холод и твёрдость иголки, созданной мною из ничего – из пустоты! И нитки тоже не было, то есть она была, но тоже сотворённая. Устала я здорово – руки дрожали, перед глазами плавали цветные пятна, – но дырочка на кармане, оставленная наконечником гоблинской стрелы, была аккуратно заштопана: я даже сотворила маленький кусочек материи для заплатки. Отпад – я гладила штопку и не верила своим глазам: неужели это сделала я? И даже Азин меня похвалил:

– Не ожидал, – пробурчал он, пожевав губами. – Вы способнее, чем я думал, ваше величество.

Воодушевлённая первым успехом, я перешла к осуществлению своей давней задумки, появившейся у меня ещё в ресторане гостиницы у Восточных гор под шум Злого Дождя, – к материализации денежных купюр. Я понимала, что здесь, в Эххленде, это и на фиг не нужно, но ничего не могла с собой поделать – уж очень мне хотелось повторить фокус маркиза де Ликатеса, проделанный им на моих глазах. Я убухала на эту затею месяц времени, наделала целую кучу бесполезных цветных бумажек, несколько раз до матюгов поругалась с Азином, но в конце концов добилась своего: сотворила пятисотрублёвую банкноту, неотличимую от оригинала. Я долго сравнивала своё творение с двумя пятисотками, хранившимися в моём кошельке, – всё один в один, со всеми защитами, хоть на свет смотри, хоть на зуб пробуй. Я специально изменила одну цифру в номере купюры, а в остальном моя магическая копия полностью повторяла прототип. Устала я от этого чародейства так, словно весь день камни ворочала (даже просачковала ночью исполнение супружеского долга, чем немало удивила Шумка), зато испытала истинную гордость за себя, любимую. «Жаль всё-таки, что деньги в Эххленде не в ходу» – подумала я, пряча в кошелёк сотворённую пятисотрублёвку.