Марина Ефиминюк - Как все начиналось

Тётка, заслышав его голос, слетела со второго этажа, забыв про больные ноги и ноющую поясницу, на которые жаловалась все утро.

– Ась, иди, покатайся, – обрадовалась она, – развлекись немного!

Два раза мне повторять не пришлось. Я быстро накинула на голову шаль, надела короткий тулуп и выскочила за Сергием на улицу. Холод перехватил дыхание, а блистающий снег ослепил. Я натянула на руки рукавицы, вздохнула полной грудью ледяной воздух, закашлялась и поспешила к саням, запряжённым четвёркой эльфийских жеребцов из конюшен Совета, нетерпеливо перебирающих копытами и выпускающих из раздутых ноздрей струйки пара.

– Аська! – раздался звонкий голосок Динары, моей бывшей наперсницы в Училище Магии. – Давай сюда! Ох, и бледная ты! – радостно заорала румяная подруга.

Сергий пришпорил застоявшихся коней. Они с громким ржанием рванули с места. Ветер немедленно растрепал выбившиеся из-под платка кудри. Мелкие снежинки ударяли иголками по раскрасневшимся щекам.

А внутри у меня все пело от странного предчувствия чего-то совершенно немыслимого.

Харчевня «Весёлый поросёнок» была излюбленным местом всех незамужних девушек Стольного града по одной единственной причине: каждый вечер здесь собирались адепты Совета Магов Словении. Одинокие, но очень гордые девушки приходили сюда в надежде познакомиться со статным красавцем – боевым магом и благополучно выйти замуж. К сожаленью, статные красавцы среди адептов Совета попадались редко, а их браки с одинокими, но очень гордыми девушками случались ещё реже.

Динара относилась именно к той категории незамужних кокеток, которые непременно желали захомутать вояку. Каждый вечер она прихорашивалась и шла в харчевню, надеясь на счастливое провидение. Я же магов, а тем паче боевых, не любила, памятуя о том, что именно из-за них была на корню подрублена надежда на безбедную жизнь под крылышком Совета Магов Словении.

Сегодня Динара истратила весь запас красноречия, уговаривая, меня посетить сие благостное местечко, и сейчас я сидела рядом с ней за маленьким столом в центре зала и смотрела на то, как гордость нации – адепты Совета напиваются до поросячьего визга, просаживая весь свой месячный заработок. Маленькое помещение наполняли пьяные крики и шум, под потолком висел удушающий табачный дым. Казалось, что даже тушёный кролик, которого я вяло ковыряла вилкой, пах отменной семидесяти пяти градусной брагой.

– Ой, смотри какой хорошенький, – охнула подруга, тыча пальцем куда-то за мою спину. Я нехотя повернулась и увидела двух адептов, уже дошедших до той кондиции, когда одному можно падать лицом в тарелку, а другой собутыльник, не увидев расплывчатого силуэта собутыльника, решит, что он ушёл, и сладко заснёт под столом.

– Ты про сутулого или косого? – хмыкнула я. Динара, кажется, обиделась и замолчала. – Да, ладно, тебе, – попыталась я помириться.

– Тебе хорошо говорить, Аська, – надулась подруга, – ты-то себе вон какого жениха нашла!

– И ты туда же! – фыркнула я, поднимаясь.

– Ты куда? – Динарка схватила меня за руку.

– Надо! – рявкнула я, с ужасом думая об уличных удобствах на морозе. Я торопливо шагала к выходу, лавируя между столами. Как раз в этот момент на моем пути появился тот самый сутулый; точнее, он упал, как осенний лист, мне под ноги. Я покосилась на стол, его приятель уже сладко спал, не дотянув лицом до тарелки с грибочками.

Я смотрела на лежащего, словно бревно, на грязном мокром полу адепта. Ванечка, Ваня, Иван Питримович Петушков. Худой, длинный, сутулый, светленькие коротко стриженые волосы, выпирающий кадык, торчащие уши, сплошные острые локти и коленки.

Ванечка попал в Училище случайно, и радовался этому необыкновенно, ведь до этого вся его жизнь состояла из печальных стечений обстоятельств. Хотя колдовал Ванюша вполне сносно, грамоту он получил со сплошными тройками и уже с тоской думал о пыльной конторе в какой-нибудь далёкой от столицы провинции, где развесёлый Стольный град видели только на лубяных картинках. Но тут счастье повернулось к нему лицом, и в какой-то конторке в Совете перепутали документы. Отличник Андрейка отправился к черту на кулички, а Иван Петушков поступил на службу адептом. Он так радовался нежданному счастью, что даже по прошествии полутора лет праздновал это едва ли не каждый день.

Я смотрела на него сверху вниз и колебалась. Переступить пьяного было как-то неловко, обойти неудобно. Замявшись на мгновение, я занесла ногу над казавшимся едва ли не мёртвым телом. Тело сразу же зашевелилось, более того попыталось подняться. В ужасе от перспективы наступить на голову боевого мага, я неловко качнулась и с грохотом завались на едва оживающего Ивана. Тот с размаху ударился головой о пол и затих.

На долгую секунду в таверне прекратился шум, все взгляды метнулись в нашу сторону, любопытные повставали с мест, дабы лучше увидеть развитие скандала.

– Аська! – раздался испуганный вопль Динары. Я лежала, не шевелясь, и боялась от стыда поднять голову. Ваня пришёл в себя и снова зашевелился. Я попыталась вскочить на ноги, с размаху приложилась о деревянную столешницу. В глазах потемнело, а в ушах установился навязчивый звон, и я рухнула обратно, уже придавив своей массой распростёртое на полу тело Петушкова. Раздался глухой стук, Ваня снова затих.

«Эх, неудобно получилось», – огорчился внутренний голос.

Осторожно встала, нервно разгладила смятую испачканную рубаху и воровато огляделась вокруг. Заинтригованная таверна безмолвствовала. Я тоскливо покосилась в сторону двери, намереваясь дать деру, но стоило мне сделать один шаг в сторону выхода, как тишину огласил приказ:

– Стоять!

Я обернулась, Иван, держась за соседний стол нетвёрдой рукой, тяжело поднимался на ноги. Гробовая тишина сменилась невообразимым шумом, народ, словно очнувшийся от зимней спячки, яростно обсуждал случившееся событие, очевидно, «Весёлый поросёнок» такое ещё не видывал. Петушков попытался сфокусировать на мне пьяный взгляд:

– Тощая, кудрявая! – перечислил он все мои достоинства.

Я тоскливо закивала, высчитывая в уме шаги до выхода:

– Ну, я пойду?

– Гра… гра…грамоту! – с трудом промолвил тот. Мы с подскочившей ко мне Динарой уставились на него, как на чудище лесное.

– Какую к лешему грамоту? – пролепетала я.

– Твою!

Я начала искать пути к отступлению: грамоту я старалась не показывать, уж очень сложно объяснить стражам, почему в ней написано чёрным по белому «профнепригодность» и «печать», а силушка по жилам течёт. Я твёрдо решила спастись благоразумным бегством, трусливо поджав хвост, но за столиком, о который я взяла на себя смелость удариться, сидел старшина отряда. Страшный человек, надо сказать, – за несоблюдение закона он мог лишить лицензии любого мага, а меня посадить суток на пять в изолятор Совета. Я жалобно посмотрела на старшину, тот довольный представлением скрестил на груди руки и развалился на стуле. Мне пришлось достать из напоясной сумки свёрнутую бумажку, продемонстрировав все имеющие семь горящих звёздочек.