Том Холт - Граальщики

– Тур, – настойчиво прошептал Бедевер, стоявший сбоку.

– Чего тебе? – спросил Туркин не оборачиваясь. – Только не пытайся отговорить меня, Беддерс. Кто-то сегодня получит по голове за эти штучки, и…

– Тур!

– Чего тебе?

– Посмотри-ка вниз.

Туркин неохотно повиновался. Он увидел, что они стоят на чем-то вроде вспаханного поля. Почва была светло-красного цвета, как глина. Очень светлого. Почти розового.

– Тур, – сказал Бедевер. – Тур, мы стоим на чьем-то пальце!

Очень сложно приучить себя к действительно гигантским масштабам. Глаз может воспринять лишь определенное количество информации, а мозг может обработать лишь определенное количество того, что воспринято глазом. Вы должны быть способны дополнить эти данные изрядной долей воображения, если вам необходимо, к примеру, распознать в полосе земли двадцати пяти футов шириной чей-то палец.

– Ох, – тихо сказал Туркин, – и действительно.

– Добро пожаловать в Атлантиду, – промурлыкало послание. – Вы хотите, чтобы вас увеличили?

– Да, думаю, хотим, – сказал Бедевер, – правда ведь, Тур? Думается мне, это было бы чертовски неплохо, если для вас это не составит…

– В таком случае мы восстановим вас в немного меньшем масштабе – в особенности его. Согласны?

– Согласны.

Палец начал съеживаться, пока не превратился в часть ладони, которая тоже в свою очередь стала съеживаться, и съеживалась до тех пор, пока не получила возможность сомкнуться вокруг пальцев Бедевера в дружеском пожатии. Ладонь крепилась к руке, которая соединяла ее с кругленьким, голубоглазым, средних лет человечком в темно-сером костюме.

– Давайте сразу же проясним один вопрос, хорошо? – начал он, улыбаясь. – Здесь все делается как в цивилизованных странах. Никаких грубостей. Все санкции – сугубо экономического порядка. Это понятно? – он пристально взглянул на Туркина. Тот хрипло проворчал что-то и кивнул.

– Вот и прекрасно, – сказал кругленький человечек. – В таком случае, сэр, разрешите представиться. Меня зовут Иофон, а это, – здесь рыцари заметили еще одного точно такого же человечка, стоящего поодаль, – Паллас. Мы из службы Валютного контроля.

– Простите? – переспросил Бедевер.

Иофон улыбнулся.

– Мы находимся здесь, чтобы удостовериться, что ввозятся и вывозятся лишь дозволенные суммы в санкционированной валюте, – пояснил он. – В таких делах нельзя быть чересчур осторожным, знаете ли.

– Прошу прощения, – сказал Бедевер. Он за рукав оттащил Туркина в сторону и с минуту шептался с ним, затем вернулся к Иофону, который что-то писал на специальной дощечке, к которой крепился листок бумаги. – Мне кажется, здесь, возможно, имеет место некоторое недопонимание.

– Надеюсь, что это не так, – радостно отвечал Иофон. – Итак, теперь, если вы будете любезны сообщить мне ваши суммы, достоинство, номера и коды серий, я смогу без дальнейшего промедления выплатить вас в страну. Как видите, на вас здесь рассчитывают.

– Ну вот, – сказал Бедевер, – как я и говорил, некоторое недопонимание. Видите ли, мы не деньги, мы люди.

Иофон скорчил гримаску.

– Ничего страшного, сэр, – сказал он. – Люди принимаются более чем на двух биллионах рынков по всей галактике. Люди, простите за каламбур, хорошо идут. Просто распишитесь здесь, и мы внесем вас в дебет за считанные секунды. – Он протянул им свою дощечку. Бедевер слегка попятился.

– Мне кажется, вы не совсем поняли, – сказал он. – Мы не хотим, чтобы… чтобы нас выплачивали. Нам бы как-нибудь так… мимоходом. Нам просто нужно повидать кое-кого на предмет…

Второй человек – тот, которого назвали Палласом, – шагнул вперед. Его вид внушал какое-то чрезвычайно неуютное чувство. Как объяснял позже Бедевер, он производил впечатление человека, который может схватить вас за шиворот, засунуть вашу голову под пружину и захлопнуть на шее крышку кассы, ни разу не поколебавшись.

– Послушайте, сэр, – произнес он, – вас могут либо выплатить внутрь страны, либо… – он сделал рукой зловещий жест, – …выплатить наружу. Что вы выбираете?

К этому моменту Туркин окончательно потерял терпение. Он не был, мягко говоря, столь понятливым, как Бедевер, и по его представлениям ситуация выглядела так: им угрожали двое не очень молодых людей, более высокий из которых достигал ему лишь до нагрудного кармана. Оттолкнув Бедевера, он протиснулся вперед и схватил противника за отвороты пиджака.

Когда он пришел в себя, он лежал на полу лицом вниз. Что бы с ним ни случилось, это ему не понравилось. Бедевер, заметил он, все еще стоял на ногах, и на его лице было то самое выражение – «первый раз в жизни вижу этого человека», – которое он хорошо помнил еще со времен, когда они вместе учились в школе. Он застонал.

– Ну ладно, – произнес Паллас, – это решает дело. Возьмите их и положите на депозит.

Туркин застонал и ослабил пояс.

– Это бесчеловечно, вот что я скажу! – проговорил он. – Об этом что-то есть в Женевской Конвенции, как там – необычные или унижающие достоинство наказания?

– Кажется, это было в американской конституции, – отвечал Бедевер. Где-то в глубине камеры раздавался капающий звук. Так всегда обстоит с тюрьмами. Водопроводы здесь хуже, чем в отелях.

– Пятьдесят шесть фунтов за два дня! – разразился Туркин, показывая на свой живот, переливающийся через пояс и грозящий стечь на бедра. – Боже милосердный, – произнес он с горечью, – если это продлится еще немного, на меня даже носки перестанут налезать. А ведь, – в отчаянии добавил он, – они даже ни разу не дали нам поесть!

Бедевер печально кивнул. Сам он никогда не был особенно строен – он был из тех людей, которым достаточно лишь взглянуть на шоколадный торт, чтобы начать округляться в талии, – так что это не было для него такой уж катастрофой; но Туркин, как он знал, всегда немного фанатично относился к своей фигуре. Даже в школе, вспомнил он; хотя вряд ли там существовала серьезная угроза растолстеть на полбуханке хлеба и кружке выдохшегося меда в день. Он улыбнулся слабой – и, поскольку в камере было абсолютно темно, бесполезной – улыбкой, и попытался придумать что-нибудь вдохновляющее для своего друга. У него ничего не вышло.

В том, чтобы быть положенным на депозитный счет, нет ничего веселого. Спросите у пятифунтовой банкноты.

Бедевер слегка пошевелился на соломе, к своему беспокойству обнаружив, что его стало гораздо больше, чем он привык, и что от него требуется довольно большое усилие уже для того, чтобы передвинуть эту массу с места на место.

– Откуда нам знать, может быть, мы все же можем сделать что-нибудь толковое. Давай-ка на минутку сядем и подумаем, хорошо?

– Прекрасно, – Туркин сердито взглянул на него, или, по крайней мере, туда, где он видел его в последний раз. В камере стояла непроницаемая тьма. – Давай кратко обобщим ситуацию, согласен? Мы находимся в камере в глубине какого-то замка или чего-то подобного…