Алексей Атеев - ЧЕРНОЕ ДЕЛО

Сережа уверенно шел вперед, как будто путь был ему хорошо известен. Готовясь к путешествию, он стянул из кабинета физики компас, но за всю дорогу взглянул на него всего лишь раза два. Направление, по которому они двигались, шло строго на север.

Начинало темнеть, и Сережа решил не рисковать и расположиться на ночевку. Тут как раз попалось сухое возвышенное место с росшими на нем несколькими соснами.

– Шабаш, пришли, - сказал Сережа, сбрасывая с плеч мешок.

– Уже? - удивился Соболь.

– На ночлег остановимся здесь, - объяснил предводитель, - а завтра пойдем дальше.

Соболь, казалось, был разочарован. На лице его появилась кислая гримаса. Он рухнул на землю, и пока ребята собирали хворост для костра, продолжал неподвижно лежать, уставившись в темнеющее небо.

За полчаса насобирали целую гору сушняка. Развели костер, поставили вариться в котелке картошку, придвинули к огню чайник и разлеглись с подветренной стороны на предусмотрительно захваченных из детского дома стареньких одеялах. Поужинали уже почти в темноте, напились чаю. Соболь и Сморчок закурили.

– Хорошо, - неожиданно сказал Косой.

– Чего же хорошего? - немедленно откликнулся Соболь.

– Как чего? Воля!

– Воля… - насмешливо повторил Соболь. - Ну и на кой черт тебе воля?

– Дышать легче.

– Дурачье! - Соболь сплюнул в костер.

– Чего тебе все не нравится? - вступил в разговор Сморчок.

– А почему мне должно все нравиться?

– Коли не нравится, зачем пошел с нами?

– Тебя забыл спросить..

– А что, в детдоме лучше? - спросил Косой.

– Ты, Васек, вроде из колхоза?

– Ну и что?

– Хлебопашец?

– Батянька пчел имел. Пасеку. Как весна, уезжал в лес, нас с собой брал. Я лес люблю… Потом его, правда, того… Забрали. В колхоз долго не хотел вступать. Ну его и подгребли, и мать заодно. А нас в детдом… Да ты ведь знаешь.

– Вот и видно, что ты в лесу вырос. Жили в лесу, молились колесу…

– Ты что же, хочешь сказать, что я дефектный?

– Что ты, Васек, как можно, - издевательски произнес Соболь. - А я вот раньше в лесу почти и не бывал. На даче если только, да какой там лес! Я городской. Мне нравится, когда большие обставленные комнаты, красивая мебель, музыка играет, накрытый стол, гости… Чтобы свет отражался в бокале с рубиновым вином, - он, видимо, повторил слышанную когда-то фразу. - Чтобы жизнь сверкала и кипела. А что лес? Елки да палки. Тоска! - Он замолчал и уставился на огонь.

– Я вот тоже в городе вырос, - сказал Сморчок, - а я что видел? Какие там бокалы с рубиновым вином. Общий барак. Отец вечно посменно на заводе. Мать хоть и не посменно, но тоже пашет, света не видя. А музыка?.. Трофим у нас был. Машинистом на паровозе работал. Тот как подопьет, достает из-под кровати гармошку и пиликает разную ерунду. Вот и вся музыка. Вина сроду никто не употреблял, все больше "беленькую" или самогон. Недалеко от барака с завода ручей вытекал, красный такой. Вот возле этого ручья мы и резвились. Корабли пускали, лягух надували… Это спервоначалу. Потом другое занятие нашли. К ручью ходили не только мы, пацаны, но и кто постарше. Работяги с бутылкой. Парни с девками. Работяги подопьют, на солнышке их разморит, а мы тут как тут. Шмон наведем. А парень девку под кустом завалит, ну мы опять же сеанс ловим. А если парень или девка знакомые, на понт берем, мол, сейчас пойдем про вас все расскажем. Они и откупались…

– Кусочник ты! - презрительно проговорил Соболь.

– Ладно, чистоплюй, не гоношись. Матку в столовой прихватили. Проворовалась. Хищение социалистической собственности. Дали ей десятку, и… привет семье. Не знаю, что уж она за социалистическую собственность тягала, только достатка особого у нас не замечалось. Десятку-то дали с конфискацией. Пришли вещи описывать, так даже смеялись… Только матку забрали, папаша приволок откуда-то новую маму. Грех жаловаться, особо не обижала. Попробовала бы только… Короче, учебу я забросил, связался с домушниками. Ну и… По малолетству и в детдом попал. В детдоме, конечно, не так уж плохо. Кормили, простынки белые, а все же здесь лучше. В этом я с Васькой согласен. Вот найдем золотишко и заживем.

– Как же ты заживешь? - поинтересовался Соболь.

– Ну как? Известно. В Крым махну, к морю. Вино и женщины.

– Сейчас война, какой там Крым?

– Какая война! Она кончится за месяц-другой. Победоносная Красная Армия войдет в Берлин, уж поверьте мне.

– Ну-ну. Ты прямо пророк. - Соболь захохотал. - Слушай, Дикий, - обратился он Сереже, - а ты со своим золотом что делать будешь? Тоже на женщин потратишь? Ты, говорят, с поварихой Дуськой шуры-муры крутил? Было?

– Да-да, - жадно запросил Сморчок, - расскажи, Серый, какая она, Дуська? Правда ли ты ее?.. Ну расскажи? - канючил он.

Но Сережа молчал, поглощенный своими думами.

– Да ну его, - сказал Соболь. - Спит, что ли. Что там Дуська, шалашовка дешевая… С деньгами таких женщин можно отыскать. Золото будет, я через границу подамся.

– Через границу?! - изумился Сморчок. - Как это?

– Очень просто. В Турцию или Иран.

– А потом?

– Потом в Париж.

– Ну, значит, в Америку.

– Ерунда это все, - хмыкнул Сморчок. - Через границу не проберешься. Помнишь, как на политинформации рассказывали про Карацупу и его собаку, как ее там звали, Ингус или Индус…

Соболь загадочно усмехнулся.

– Было бы золото. Тогда бы никакие Карацупы не были страшны.

– А я бы в лесу остался жить, - сказал Косой. - Здесь ни войны, ни собак, ни пограничников, ни воров… Тихо, спокойно…

– Только медведи бродят, - ехидно подсказал Соболь.

– Нет, ребята, - неожиданно вступил в разговор Сережа, - в лесу нельзя. Не место тут человеку. Мы вон два года жили… Так уж лучше в тюрьме.

– А мы думали, ты спишь, - откликнулся Соболь, - так, говоришь, в лесу плохо?

– Нет, не плохо. Тут спокойно, просторно. Но не человеческий это покой. Не людской…

– А какой?

– В лесу, конечно, страшновато иногда бывает, - перебил Косой. - Особенно в таком, как этот. Здесь всякая нечисть водится.

– Какая еще нечисть?

– Лешие, лесовухи.

– Ну пошел: лешие! Бред все это!

– Не скажи, - Косой поковырял костер палкой, отчего в темное небо взвился сноп искр. - Лешие точно есть. Батянька нам часто рассказывал разные истории про леших. Вроде даже сам видел его, проклятого. Вот, помню, говорил, как его крестная пошла вместе с другими бабами на болото за ягодой. Вот, значит, они набрали полные туеса и вроде домой засобирались. Вдруг смотрят, какая-то женщина поодаль идет, вся в черном, и платок тоже черный, прямо на глаза надвинут. Они дивятся: кто, мол, такая? А та прямо в болото и идет по нему, не тонет. Те сразу поняли - лесовуха. Заманивает их, значит.

– А дальше что? - спросил Соболь.

– Да ничего. Ушла она своей дорогой.