Борис Руденко - Те, кто против нас

Григорьев бы тихо сидел и дальше, а Павлов не смог. Он молча встал и хрястнул бандита бутылкой из-под шампанского донышком в покатый лоб, надолго уложив его на пол. Все произошло достаточно быстро, и товарищи отморозка не сразу разобрались, что к чему. Летчики немедленно начали организованное отступление и почти добрались до выхода, когда до хозяев жизни, наконец, доперло, кто именно обидел их товарища.

Они бросились налетчиков всей стаей и непременно убили бы или изувечили обоих, кабы не Павлов. Неожиданно для всех, и для Григорьева в первую очередь, Павлов выхватил из-под кителя табельный «ПМ» и хладнокровно, как на стрельбах в тире, прострелил ноги троим набегавшим бандитам. Атака немедленно захлебнулась, Григорьев с Павловым спокойно вышли из ресторана и добрались до военного городка. Неприятности начались примерно через неделю. Информация о стрельбе в ресторане попала в местную прессу. Причем происшедшее было подано как произвол обнаглевших вояк, пропивших казенное имущество и заодно продавших Родину потенциальному противнику за сотню жалких баксов.

Военная прокуратура возбудила уголовное дело. Спустя пару месяцев мучительного для Григорьева и Павлова расследования оно было прекращено за отсутствием состава преступления. Скандал только что вступившему в должность Щербе был не нужен, и он весьма умело спустил дело на тормозах, чем на первых порах заслужил признательность не только бывших обвиняемых, но и всей части. Григорьева сильно удивило тогда, как легко Щербе, появившемуся в части совсем недавно и не успевшему обрасти полезными знакомствами и связями, удалось это сделать. Но самым поразительным оказалось то, что братки, клявшиеся отомстить летчикам страшной местью, в какой-то момент вдруг дружно изменили показания, фактически обвинив в случившемся своих пострадавших приятелей. Да и сами потерпевшие выложили следователю написанные как под копирку заявления, что никаких претензий к обидчику не имеют.

В результате действия Павлова были признаны необходимой обороной, от уголовной ответственности он был освобожден. Но за грубейшее нарушение дисциплины, «выразившееся в несанкционированном выносе за пределы части табельного оружия и создании обстоятельств, угрожающих жизни и здоровью гражданских лиц», Павлова выгнали из командиров звена в летчики и понизили в звании на одну ступень. Григорьева не тронули вообще, из-за чего он долго испытывал перед Павловым чувство вины.

Через какой-то месяц чувство вины исчезло. Григорьев понял, что Щерба помиловал его не из великодушия, а с далеко идущими целями. Новый командир части желал, чтобы Григорьев сделался его осведомителем. Тут у Щербы ничего не получилось. Из чувства благодарности Григорьев согласился бы закрыть глаза на все что угодно, возможно, даже украсть, но стучать отказался категорически. Перспектива предавать друзей за лишнюю дырку в погоне его не интересовала совершенно.

Объяснение с новым командиром по этому поводу было довольно бурным, однако видимых последствий не имело. Щерба отступился. Он словно забыл о своей неудаче и впоследствии никак не выделял Григорьева среди прочих офицеров части. В том смысле, что доставалось от него по поводу и без оного всем одинаково, включая Григорьева. Но, видимо, именно с того самого дня представление на повышение Григорьева в офицерском звании и зависло окончательно.

– Выруливаем! – скомандовал Григорьев. – Сбор на петле!

Как было положено командиру звена, он взлетал первым. Заложив широкий вираж над аэродромом, увидел под собой выхлопы взлетавших вслед за ним «сушек» товарищей, а чуть в стороне, на соседней полосе, огни стартующего «МиГа» Щербы.

Вираж каждой из взлетавших друг за другом машин был короче предыдущего, и скоро все четыре «сушки» выстроились в воздухе шеренгой, словно по линейке.

– Звено в сборе! – дежурно доложил Григорьев и немедленно услышал такой же дежурный ответ диспетчера:

– По маршруту!

– Звено, внимание! Передаю координаты наземной цели, – Григорьев приспустил молнию комбинезона, вытащил замятый конверт, надорвал и достал листок с полетным заданием.

– Квадрат шестьдесят четыре тридцать один, – диктовал он, одновременно вводя координаты правой рукой в бортовой компьютер. – Повторите вводную!

– Шестьдесят… тридцать… один! – поочередно отозвались пилоты звена.

Григорьев легонько придавил кнопку ввода, и географическая карта немедленно пришла в движение, плавно совмещая мигающий светлой зеленью квадратик с назначенной целью. Григорьев включил автопилот, и теперь ему лишь оставалось следить за тем, как квадратик, словно бы двигаясь влево и вверх, миновал Тверь, Вышний Волочек и Валдай, а потом прочно утвердился на небольшом населенном пункте, примыкающем к границе Великого Новгорода, словно бы в качестве города-спутника.

Григорьев удивленно сморгнул, отменил задание и, тщательно сверившись с бумажкой, повторно ввел координаты. Квадратик плавно покачался из стороны в сторону и вновь уверенно замер на прежней точке. Ответом на сомнения в шлемофоне прозвучал голос ведущего второй двойки Лесневского:

– Триста двадцать первый! Я триста двадцать третий. Цель – гражданский объект. Прошу подтверждения!

Григорьев ответил не сразу. Только после того, как еще раз – уже в третий – проделал операцию ввода. Результат оказался тем же. Но прежде чем он успел открыть рот, в эфире появился Щерба:

– Я двести одиннадцатый! Координаты подтверждаю. Триста двадцать третий, как понял?

– Понял, – ответил Лесневский. – Двести одиннадцатый! Товарищ полковник! Это гражданский объект! Проверьте, нет ошибки?

– Выполняйте приказ командира. Ошибки нет. Триста двадцать первый! Доложите готовность звена к выполнению задания!

– Звено готово, – автоматически пробормотал Григорьев. – Координаты выданы.

– Леха, они нас подставляют, – хрипло шепнул Павлов. – Ты вчера телик смотрел?

– Прекратить неуставные разговоры в эфире! – громыхнул голос Щербы. – Триста двадцать второй, выполнять задание!

– Это звери командуют, Леха! – сказал Павлов в полный голос. – По телику правду показали. Они всех нас убьют к едрене матери. Звери они!

– Триста двадцать второй! Прекратить неуставной радиообмен! – загремел Щерба. – Триста двадцать первый! Ты мне за выполнение приказа головой отвечаешь. Как понял?

Григорьев понял. Он видел вчерашнюю странную передачу по телевизору – чем еще заниматься в военном городке после дежурства, как не пялиться в ящик. Правда, вчера он крупно принял на грудь, оправдывая это грядущим днем рождения, и смысл увиденного исчез из его памяти почти на сутки вплоть до теперешнего возгласа Павлова. Но теперь он внезапно все вспомнил. Раздолбать вакуумными бомбами мирный городок могли только звери. Но он, Григорьев, неудачник и пьяница, нищий летчик на вылете из славной Российской Армии, в их число не входит. Звери – они, не он!