Ирина Верехтина - Солнце Эльгомайзы

Тогда как компонента – термин сугубо физический. Составляющая компонента, например, экологической системы, это – опад листьев на поверхности лесной почвы (сохраняются два-три года), ствол упавшего дерева (сохраняется до десяти лет), гумусный слой почвы (сохраняется сотни лет), торф на болоте (сохраняется тысячи лет). Свойства системы напрямую зависят от взаимодействия между составляющими.

– Теперь понимаешь разницу? Вот ты космолётчик, можно сказать, элита, а не знаешь ни фига. Учат вас, учат… пятнадцать лет учат, и всё равно дураки! – приложил Волокушин оторопевшего Андрея. Откуда у доктора психологических наук такие знания об экологии? Он что, действительно гений? Балабанов воззрился на друга, как поп на икону.

– Гений я, гений, не сомневайся, – заверил его Волокушин. – А ты как был штурманом, так им и останешься.

Волокушин словно читал его мысли. Стать космонавигатором Андрею хотелось лет с пяти, а звездоплавание означало для него единственно возможную форму существования.

– Чему ты улыбаешься? Радуешься, что дурак? – Димыч перешёл границу. Сейчас отправим его обратно, с ускорением mg…

– Сам ты дурак. Дай тебе кораблём управлять, угробишь ведь. Потому что не знаешь ни фига, только в чужих мозгах ковыряться умеешь, – парировал Андрей.

– Сам смотри не угробь… – проворчал представитель журнала Forbes, которого никто не посмел бы назвать в глаза дураком, но он был счастлив услышать «правду» от друга. Единственного друга, с которым сейчас расставался на десять земных лет, и кто знает, увидятся ли они…

Дмитрий Волокушин сделал всё, чтобы – увиделись. Чтобы команда «Сайпана», составленная им вопреки инструкциям и правилам, вернулась на Землю. Вернулась людьми, а не человеконенавистниками, которым предстоял курс реабилитации в клинике.

Хозяин корабля упёрто настаивал на рукописном варианте дневника. Андрей снял колпачок с раритетной гелевой ручки, которыми не пишут уже лет двести, перевернул её шариком вниз и, обхватив большим и указательным пальцами, плотно прижал к бумаге. Воспитанников космошколы учили многому, что изжило себя на Земле, но могло пригодиться в чужих мирах.

Дневник капитану полагалось вести параллельно с компьютерным бортовым журналом, где отмечались условные координаты «Сайпана» (условные потому, что при скорости, в тридцать раз превышающей световую, определить точные координаты невозможно), причины, повлёкшие изменение траектории полёта, аварийные ситуации и иные «сопутствующие аксессуары», как выразился далёкий от космоса Волокушин, а Андрей не посмел возразить.

Потому что именно Волокушин вытащил его из депрессии после экспедиции в систему 40 Эридана, из которого Андрей вернулся седым. Проведя полгода в реабилитационной клинике «За гранью», он заявил медкомиссии, что больше никогда и никуда не полетит. К такому же выводу – правда, в несколько ином ракурсе – пришёл экипаж звездолёта «Бенетнаш» класса дальний грузо-пассажирский, дружно заявивший, что с Олегом Бабаниным (тогда его звали Олегом) никогда и никуда не полетит.

Через год Олега Бабанина, космолётчика класса «А», больше не существовало: для всех он навсегда остался в клинике, с неизлечимым диагнозом, для Волокушина – главврача и владельца клиники – он стал Андреем Балабановым. С новым Стандартом Личности, дипломом Космоакадемии и водительскими правами космолётчика класса «G». А ещё они стали друзьями. Без официоза господин Волокушин называл господина Балабанова Андрюхой, а Андрей в зависимости от настроения и ситуации именовал его Димкой, Димоном (с ударением на первом слоге) и Димычем. И через два года согласился на эксперимент: полугодовой полёт без анабиозных камер.

Эти два года он водил солнечники – грузовые и экскурсионные транспортники, курсировавшие в пределах Солнечной системы. Слово «солнечник» навязчиво напоминало рыбу-камбалу, лениво шевелящую плавниками. Андрей ненавидел себя – за класс «G». За тупорылые неповоротливые солнечники. За пассажиров – по мнению Андрея, таких же неповоротливых и тупорылых. За то, что не смог отказаться от профессии. За то, что капитаном ему больше не быть: космические новости распространяются с космической скоростью, и о решении, принятом Олегом Бабаниным по праву капитанского единоначалия на Инте Игрек, солнцеподобной звезде звёздной системы 40 Эридана, узнала вся планета.

Правда была страшной, поступок капитана – бесчеловечным, презрение экипажа – заслуженным. С ним никто больше не полетит, никогда.

В бортовом дневнике была заполнена одна страница. Остальные предстоит написать Андрею Балабанову, капитану звездолёта «Сайпан» класса экстра-универсал, цель полёта – двойная звезда Процион Эльгомайза, созвездие Малого Пса, дальность полёта 3,5 парсек, длительность полёта пять плюс пять земных лет (при скорости, равной тридцати световых, это шесть плюс шесть месяцев относительного времени). Страхование жизни не предусмотрено. Анабиоз не предусмотрен. Вознаграждение по прибытии на землю (оплата после доставки, пошутил Волокушин, и Андрея передёрнуло. Шутка была циничной, ведь речь шла о людях. Живых людях, которые для Волокушина были…

Додумать мысль до конца было слишком больно, и Андрей не стал её додумывать. Через пять месяцев его мнение о «живых людях» и о «садисте-экспериментаторе» Волокушине – мнение резко изменится. А пока список экипажа звучал «обещающе»:

1. Капитан Андрей Балабанов, класс «G».

2. Помощник капитана, штурман-навигатор Бернард Барнс, класс «А».

3. Штурман-пилот Пётр Коржик, класс «В».

4. Штурман-навигатор Лех Золтовски, класс «А».

5. Космомеханик Семён Рабинович, класс «А».

6. Биолог Юозас Киндзюлис, класс «В».

7. Астрофизик Надежда Кислова, класс «А».

8. Оператор систем защиты Риото Ита, класс «А».

9. Оператор систем защиты Бэрген Тимирдэев, класс «А».

10. Врач широкого профиля Джеймс Кендал, класс «А».

11. Оператор тренажёрных машин Катерина Ветинская, класс «А».

12. Оператор систем жизнеобеспечения Кэли Конорс.

13. Оператор систем жизнеобеспечения Леона Лин.

14. Специалист сопровождения Михаил Перевозчиков.

Перед глазами вертелась пёстрая разноязычная карусель: англичанин, белорус, поляк, еврей, литовец, японец, якут, афроамериканец, болгарка, или чёрт разберёт, кто она, две англичанки или американки, чёрт их разберёт, и двое русских.

Волокушина хотелось убить, вот прямо сейчас. Последнего, четырнадцатого члена экипажа хотелось вычеркнуть из списка – вот прямо сейчас! И не впускать на корабль, даже если он будет рыдать и умолять. Какой, к чертям, сопровождающий? С сопровождающими летают инвалиды первой группы.