Ирина Верехтина - Солнце Эльгомайзы

– Кто запечатлит для потомков исторический момент? – вопрос прозвучал, что называется, не в лоб, а по лбу. Мишенька ошалело бросился искать камеру, которую не помнил где оставил…

Сюрпризы на этом не закончились. Кэли с Леоной, застенчиво улыбаясь (кто их научил изображать застенчивость? Или они и вправду стесняются?), вручили капитану, штурманам и космомеханику пакеты, в которых что-то позвякивало. Жетоны! И как они догадались?! Или Катеринка им открыла секрет? Андрей вопросительно посмотрел на Ветинскую, та отрицательно покачала головой.

Не врёт. Девчонки занимались как проклятые, зарабатывая жетоны, чтобы подарить их штурманскому составу. От био Андрей такого не ожидал. И никто бы не ожидал, но никто ведь не знал, что они био! Девчонок от души благодарили. Петюня схватил Кэли на руки и закружил по салону. Кэли держалась за его шею, болтала ногами и смеялась. Они умеют смеяться. Это ведь могут только люди, когда им хорошо. Только люди…

Заглянув в свой пакет, Андрей подумал о виски, которое не пил четыре месяца. А ещё подумал, что виски на обратную дорогу им не хватит, если заниматься спортом так интенсивно.

Вскрывать «марсианскую канализацию» отправились всем экипажем, оставив «сторожить» Петюню, который половину своих жетонов потратил на пирожные, и теперь валялся в каюте и стонал. «И опыт, сын ошибок трудных…» – процитировал Золтовски мягким, как пльзеньское пиво, баритоном. Петюня со стоном приподнялся с дивана и запустил в навигатора ботинком.

Люк не хотел открываться, игнорируя направленное на него зи-поле. Плазменный резак также не имел успеха, оставив на поверхности люка странный узор, исчезающий по мере остывания. Риото достал какую-то коробочку и велел всем отойти подальше. Андрей жестом остановил людей.

– Стоп. Как это действует?

– Ну, примерно как консервный нож, только интереснее. Сейчас увидишь. – Риото перешёл на «ты», на Аква Марине все обращались друг к другу запросто, и только капитану говорили «вы». От дружеского «ты» Андрей почувствовал себя одним из всех, членом команды. И с трудом удержался от желания разрешить Риото применить эту «открывашку». Переложить ответственность на плечи японца? Если что-то пойдёт не так, отвечать будет не Риото. Отвечать будет капитан.

– Нет. Сначала объясни принцип действия. Я такого не видел.

– Вот и увидишь. Эта штука запрещена Федерацией, но я всё равно прихватил. Вы на всякий случай отойдите подальше, радиус действия у неё пятьдесят метров, так что смотреть придётся в бинокль. Ты бинокль-то взял, капитан?

– А зачем? Мы вроде не в театре.

– Театр сейчас начнётся. Эта игрушка такой театр устроит… Вакаримас ка? – Риото в азарте перешёл на японский («Вы понимаете?»)

– Ииэ вакаримасэн («Нет, не понимаю») – Андрей отобрал у оторопевшего Риоты «игрушку» – красную безобидную коробочку, отчего-то запрещённую Общепланетной Федерацией Космоплавания. В Федерации не дураки сидят. А Риото идиот. Мальчишка. – Анатава бака дес, ваташи ва вакаримасен дес аната! («Ты идиот. Я понял, что ты идиот»)

Риото стал похож на заболевшего ветрянкой: красные пятна на лице под солнцем Эльгомайзы казались зелеными. Берни попросил перевести, Андрей пообещал: «Потом».

Пока Балабанов препирался с Риото на японском, Мишенька забрался на успевшую остыть (узор исчез) крышку люка и отплясывал на ней, изображая матросский танец «яблочко». У него получалось неожиданно здорово. Он что, учился танцевать? Катеринка и Надя хлопали в ладоши, задавая ритм, Мишенька выделывал коленца… и вдруг исчез, не успев даже вскрикнуть.

– Ы-ыыы! Да чтоб вас разорвало, срань галактическая! Не могли люк нормальный… ур-рроды! Я камеру чуть не разбил… – послышалось откуда-то из-под земли. Потусторонний голос мог принадлежать Мишеньке, но с тем же успехом мог принадлежать встречающей стороне.

– Контакт состоялся, – объявил Лех, и все с облегчением выдохнули. Золтовски закрыл крышку люка, которая держалась на центральной оси. Когда Мишенька обеими ногами прыгнул на край, крышка встала на ребро вертикально, и специалист сопровождения рухнул вниз как мешок с картошкой.

– Ну, кто будет следующим? – спросил Золтовски, и не выдержав, захохотал звучным баритоном. – Идиоты, мы все идиоты. А Ми́халу медаль за отвагу.

Поляк звал Мишеньку Ми́халом, на польский манер. Надя Кислова была для него Наджея, Катеринку он звал Катажиной, а капитана – А́нджеем, с ударением на первом слоге. На Золтовски никто не обижался, кроме Катеринки, которая не могла забыть «герцогиню Курляндскую».

Никто из команды не предполагал, что Петя Коржик способен на розыгрыши. Пирожные, которые он любил трепетно-нежной любовью гурмана, лежали в Петюниной каюте и дожидались своего звёздного часа – все шесть штук. Джеймс Кендал изъявил желание остаться с «больным».

– Вы езжайте, а я пока карантинные боксы подготовлю. Неизвестно, кем вы оттуда вернётесь, – сморозил Джимми, и Андрей потихоньку показал ему кулак. Джимми ухмыльнулся. У капитана отлегло от сердца. Дядя шутит. Шутки у него, однако.

Кэли и Леону Андрей собирался оставить на «Сайпане», не представляя, что будут делать био на чужом звездолёте. Андроморфы, кажется, обиделись. Андрей поразился, как умело они это изображали, и разрешил девчонкам поехать с ними. Ему не приходило в голову, что двадцать процентов родительских генов, оставленных нежизнеспособным эмбрионам в лабораториях Терра Медикал Корпорэйшн, поглотят синтетические ДНК и станут хозяйничать в длинноволосых головках биодевчонок, заставляя их думать и чувствовать, испытывать обиду и гнев, о которых их создатели не помышляли. Био становились опасны. Иными словами, они становились людьми.

***

На самом деле здоровью третьего штурмана мог позавидовать любой. В тот вечер, после чествования штурманского состава, Петюня постучался в каюту врача, с которым, по мнению штурмана, поступили несправедливо. В том, что никто из экипажа за четыре месяца полёта даже не кашлянул (исключая Мишеньку с его расквашенным носом), врач не виноват. А ему ничего не подарили. Как и Риото с Бэргеном. Этих двоих из разряда «он не пил, не курил, грубых слов не говорил» пирожные и выпивка не интересовали, на бассейн они зарабатывали упорным трудом в тренажёрном отсеке, а жевательная резинка у японца была своя, японская. Риото взял с собой несколько блоков и не делился ни с кем, кроме Бэргена. Якут однажды угостил Петюню, и тот запомнил вкус – эфемерный, как аромат цветущих яблонь.

Биологу тоже не подарили жетоны, но они ему не нужны, подарком для него стала экзопланета. И работа, по которой Юозас тосковал долгие месяцы полёта. Врач же остался не у дел. Чувствуя себя крёзом, Петюня решил восстановить справедливость и отдал Кендалу половину подарочных жетонов и три из шести пирожных, купленных за те же жетоны.