Кристина Далчер - Мастер-класс

Да, и в свои сорок с лишним я по-прежнему знала: Ловец Детей существует на самом деле.

Правда, он уже старый, седой, его волосы сквозь ветровое стекло автобуса кажутся неясным белым пятном; а на бортах у этого автобуса черной краской написано: государственные школы. Вместо прежних разноцветных балахонов Ловец Детей носит простую серую форму с вышитым на плечах логотипом Министерства образования — трехцветным, серебристо-зелено-желтым символом мира, вокруг которого расположены слова Intelligentia, Perfectum, Sapientiae . Интеллект, Совершенствование, Мудрость. Я бы поняла значение двух из трех, даже если б совсем не знала латыни. Желтая краска автобуса — «хром», как это называлось, когда в краске еще содержался свинец, но теперь она посветлела и стала глянцевой, — уже довольно давно стала ассоциироваться с автобусами государственных школ. Краска на нем отчасти облупилась, а вокруг фар, передней решетки и по периметру двери-гармошки и вовсе слезала хлопьями. Но, по-моему, никому и дела не было, как эти проклятые желтые автобусы выглядят. Куда важнее было то, куда они направляются и кого везут.

А вот зеленые и серебристые автобусы всегда выглядели хорошо — отполированы до блеска, ни единой выбоинки или царапинки, двери открываются, легко и бесшумно скользя в разные стороны, в отличие от скрипучих «гармошек» того желтого автобуса, который с грохотом прокатился сегодня утром по нашей улице. Водители зеленых и серебристых автобусов всегда улыбались детям, когда те садились в салон, одетые, даже пятилетки, в алую форму Гарварда или синюю Йеля.

Была у желтых автобусов и еще одна особенность. Их едва ли можно было увидеть каждый день; да и «груз» свой они собирали в самые ранние утренние часы, когда еще не рассеялся туман, а высаживали детей в то время, когда другие школьники давно уже вернулись домой и либо пьют чай, либо обедают, либо отдыхают — во всяком случае, больше уже не находятся под государственной опекой.

Обычно желтые автобусы появлялись только раз в месяц и всегда по понедельникам, после очередного Дня испытаний. То есть после сдачи тестов. И в дневное время никогда обратно не возвращались.

Они, собственно, ни в какое время обратно не возвращались. Во всяком случае — с пассажирами. И никогда раньше не заезжали в такие кварталы, как наш.

Если бы я сохранила заголовки газет за последние десять лет, они рассказали бы эту историю куда лучше меня.

Уровень иммиграции растет — ужасающий прогноз на 2050 год

Школы переполнены, всюду нехватка учителей: законодатели в тупике и не в силах найти решение

Институт геники совместно с Министерством образования предлагает расширенную компьютерную программу по определению IQ

Компания «Достойная семья» выпускает собственный учебник

Ни один ребенок не оставлен без внимания — это значит, страдают все дети!

Проект закона об образовании будет опубликован в ближайшие месяцы

Все это началось со страха, а закончилось принятием законов.

Я налила третью чашку кофе и, глянув на настенные часы, взмолилась:

— Фредди! Пожалуйста! — Впрочем, я всегда старалась разговаривать с Фредди осторожно, так что и сейчас голос мой звучал негромко, по-матерински. Я вообще готова была на все, лишь бы моя девочка сохраняла спокойствие.

Желтый автобус медленно полз по нашей улице и находился от нас всего на расстоянии двух домов, где-то в начале подъездной дорожки Кэмпбеллов, что было весьма странно, поскольку школьников в доме Мойры Кэмпбелл больше нет, во всяком случае, дома их точно нет, особенно если учесть, что сегодня День испытаний. А все же хорошо, что желтый автобус притормозил на той стороне улицы, да еще и в верхнем ее конце; гораздо лучше, чем напротив нашего дома. И это вне зависимости от того, по расписанию или нет этот автобус сюда прибыл. Господи, и когда столь банальная вещь, как желтый школьный автобус, успела превратиться в нечто, несущее чуть ли не смертельную угрозу? Это все равно что пририсовать клыки веселой улыбающейся рожице, изображенной на стене. Нет, черт побери, в этом есть что-то ужасно неправильное, унизительное.

— Фредди! — снова крикнула я. — Ради бога!

По-моему, всем девятилетним детям свойственна такая особенность; и она, пожалуй, не менее ужасна, чем родовые муки, и столь же непредсказуема — иной раз просто волосы дыбом от страха встают, — как бесконечные ночные кормления, круп, двусторонняя пневмония и первое заявление: «А у меня теперь есть бойфренд, мам!» со стороны того самого ребенка, который, кажется, еще вчера бродил по дому в памперсах; в общем, нет ничего хуже девочек в препубертатном возрасте, особенно когда это касается утреннего туалета и сборов в школу. Но я прекрасно знала, что ни в коем случае не имею права заводиться: Фредди такая, какая есть.

Замечание самой себе: смени тон. Понизь его на две октавы и на миллион децибел .

— Поторопись, детка! Сегодня тест! — Теперь я постаралась добавить в свой голос как можно больше сахарного сиропа. Интересно, не станет ли это со временем моей привычкой? Я часто прибегаю к помощи Энн, превращая ее для младшей сестры в этакого «плохого полицейского». — Энн! Пожалуйста, выведи свою сестру из дома через две минуты. Даже если она отправится в школу в разных туфлях и неподходящем берете!

Это действенное средство. На Энн, когда она не сидит, уткнувшись носом в iPad, выискивая показатели IQ каждого «стоящего» мальчика в городе в преддверии близящейся вечеринки, всегда можно положиться. Она вообще человек весьма ответственный. Всегда готова вовремя. А в День испытаний неизменно приезжает домой с безмятежной улыбкой и сияет, когда поздно вечером на ее телефоне или планшете вспыхивает «яблоко» — сигнал успешно пройденного теста. Это Фредди вечно боится провалиться и перед тестом никак не может выйти из ванной, в пятый раз моя руки, а однажды утром я с трудом отыскала ее в туалете: она скорчилась на унитазе, уткнувшись головой в колени, вся тряслась и выходить из своего убежища категорически отказывалась.

— Ты должна поехать в школу, детка, — уговаривала ее я. — Тесты обязаны проходить все без исключения.

— Почему?

Почему? Я попыталась придумать ответ, который успокоил бы ее.

— Чтобы понять, к какой группе относится тот или иной человек. — И, желая ее приободрить, я прибавила: — Будь умницей, ты же всегда получала очень высокие оценки.

Но я никогда не говорила (хотя это и было бы честнее): «Ничего, ты же всегда как-то проскакивала. И на этот раз тоже проскочишь». Впрочем, подобные слова ничего не принесли бы, кроме вреда.

В коридоре возникла Энн, по-прежнему приклеенная к экрану; она быстро набирала какие-то слова, что-то расширяла, стирала, повторяла вслух какие-то числа.