Урсула Ле Гуин - День рожденья мира

Синь нашла Луиса за западным блоком, на грядках с лепешней. В больнице у него был выходной. Прекрасный летний день. Волосы Луиса серебрились на солнце — по этому сиянию Синь его и отыскала.

Он сидел на земле, в грязи. По выходным он отрабатывал смены на системе орошения, состоявшей из множества арыков, насыпей и ставень, требовавших неутомительного, но постоянного присмотра — лепешня хорошо росла только при хорошем, но не избыточном поливе. Клубни ее, смолотые в муку или запеченные целиком, стали основным продуктом питания с тех пор, как Лю Яо вывел, наконец, съедобный сорт. Даже те, кому нелегко было переварить местные злаки, на диете из лепешни процветали.

Орошением занималась ребятня десяти-одиннадцати лет, старики, инвалиды — силы тут не требовалось, только терпение. Луис сидел около ворот, отводивших воду из Западного ручья то в одну, то в другую половину оросительной сети. Иссохшие, смуглые ноги он вытянул вдоль берега; костыль лежал рядом. Прикрыв глаза, Луис смотрел на солнце — откинувшись назад и опершись ладонями о жирную черную землю. Кроме шорт, на нем была только потрепанная, разношенная майка. Он был стар, и изувечен.

Присев рядом, Синь окликнула его по имени, но Луис только промычал что-то, не сдвинувшись и даже не открыв глаз. Синь пристроилась рядом на корточках, глядя ему в лицо. Вскоре губы его показались ей настолько прекрасными, что она не удержалась — поцеловала его.

Луис открыл глаза.

— Ты спал?

— Я молился.

— Молился!

— Поклонялся?

— Поклонялся чему?

— Солнцу? — неуверенно предположил он.

— Только меня не спрашивай!

Он посмотрел на нее — как всегда, с нежной настойчивостью, ничего не требуя и ничего не скрывая, как смотрел на нее с той поры, когда им обоим было по пять лет. Нет, не на нее — в нее.

— А кого мне еще спросить? — проговорил он.

— Насчет молитв и поклонений — только не меня.

Она устроилась поудобнее на краю арыка, лицом к Луису. Солнце грело ей плечи. Затылок прикрывала шляпа, неумело сплетенная Луизитой из соломы.

— Скомпрометированные обороты, — заметил Луис.

— Подозрительная идеология, — согласилась Синь.

Слова вдруг показались ей очень вкусными, такие длинные — «скомпрометированный!», «идеологически!» — потому что здесь все слова были маленькие, короткие, тяжелые: еда, крыша, топор, дать, делать, спасти, жить. Вышедшие из употребления длинные, воздушные слова пролетели, притягивая внутренний взор, точно порхающая на ветру марипоза.

— Ну, — пробормотал Луис, — не знаю…

Он задумался. Синь наблюдала.

— Когда я сломал колено, и мне пришлось отлеживаться, — выговорил он, — я решил, что без восторга нет смысла жить.

— Благодати? — помолчав, переспросила Синь сухо.

— Нет. Благодать — это форма виртуальной нереальности. Я сказал — восторга. На борту я не знал его. Испытывал только здесь. Иногда. Мгновения безоговорочного бытия. Восторг.

Синь вздохнула.

— Заслуженного.

— О да.

Они еще немного посидели молча. Южный ветер подул, и стих, и задул снова, принося запах мокрой земли и цветущей фасоли.

— Когда я стану бабкой, мне говорят,

Я пройду под небесами

Мира иного, —

прошептал Луис.

— Ох, — выдавила Синь, и запнулась в полувздохе-полувсхлипе.

Луис взял ее за руку.

— Алехо пошел с мальчишками на рыбалку, вверх по ручью, — пробормотала она.

Он кивнул.

— Я слишком много тревожусь, — проговорила она. — Тревога убивает восторг.

Луис снова кивнул.

— Но я о другом думал… — проговорил он, помедлив, — когда я молился, или что это было, я думал… думал о земле. — Он набрал в ладони крошковатого равнинного чернозема, и отпустил, глядя, как тот просыпается из рук. — Думал, что если бы я только мог, я бы встал и танцевал по ней… Потанцуй за меня, Синь! — попросил он вдруг.

Та посидела еще минуту, потом встала — тяжело было подниматься с низкого бережка, старушечьи колени подгибались — и замерла.

— Так глупо себя чувствую, — пожаловалась она.

А потом подняла руки, и развела, точно крылья. Посмотрела вниз, на свои ноги, и сбросила сандалии, оставшись босиком. Шаг вправо-влево-вперед-назад. Синь подступила к Луису, протянула ему руки и, взявшись, подняла старика на ноги. Луис рассмеялся; Синь чуть улыбнулась, покачиваясь из стороны в сторону. Ноги ее отрывались от земли и опускались вновь, а Луис стоял недвижно, держа ее за руки. Так они и танцевали.

Coming of Age in Karhide (1995).

The Matter of Seggri (1994).

Unchosen Love (1994).

Mountain Ways (1996).

Solitude (1994).

Old Music and the Slave Women (1999).

Birthday of the World (2000).

Paradises Lost (2002).

Длинноухий Старец — Лао-цзы. Цитируется «Дао дэ цзин».

Здесь — временной, специально ради одного случая собранной ( лат .)

Випасьяна — созерцание ( санскр. ), дзадзен — дзенская медитация ( яп. ).