Майкл Бишоп - Сказки о воображаемых чудесах [сборник]

— Я что-то не совсем понимаю, — отозвался я, — каковы могут быть доказательства подобных вещей.

— Мне случилось поехать в графство Чешир той осенью, как раз в разгар событий, — продолжал сэр Джеффри, водя по пепельнице кончиком сигары. — В конце концов я взял себя в руки и снова начал принимать приглашения. Один приятель, с которым мы познакомились в Александрии, на удивление преуспевающий торговый агент, пригласил меня пострелять.

— Неожиданный выбор места для охоты.

— Неожиданный человек. Нувориш, если уж по правде. Он принял меня по-королевски; домом ему служил один из этих красно-кирпичных особняков в псевдоготическом стиле, каких полно в Чешире, ну, вы знаете такие. Удивительно, каким одиночеством и меланхолией там веяло. Пострелять так и не удалось: все выходные лил дождь. Мы сидели дома, листали журналы, играли в каирский вист — так тогда называли бридж — или просто смотрели в окно. Одним вечером, не зная, что еще придумать, хозяин, которого звали Вотт, так…

— Хозяин, которого звали Вот так? — переспросил я.

— Да, Вотт. Он так загорелся мыслью устроить гипнотический сеанс. Давно увлекался месмеризмом, или, как он предпочитал называть это, гипнотизмом. Он предложил нам заглянуть в темные глубины нашего подсознания. Мы все отказались, но Вотт настаивал, и в конце концов уговорил одного здоровяка из местных. Тот происходил из старой помещичьей семьи, и был — это важно! — фермером до мозга костей, до кончиков грязных ногтей. Все его разговоры вращались вокруг репы.

— Даже когда он говорил из темных глубин подсознания?

— О, вот к этому я сейчас и веду. На собрании также присутствовала жена данного джентльмена, и невозможно было не заметить, сколь виновато он выглядел в ее присутствии: его глаза бегали, он вздрагивал, когда кто-то заговаривал с ним из-за спины, и временами на него нападала какая-то отстраненность, мечтательность.

— Может, переживал за свою репу?

Сэр Джеффри раздавил сигару с таким видом, словно упрекал меня в легкомыслии.

— В общем, суть была в том, что этот краснолицый, ничем не примечательный тип изменял своей жене. У него на лбу это было написано. Казалось, для жены это тоже не было тайной: лицо у нее было стянуто не хуже, чем ее ридикюль. Когда он согласился на эксперимент, она вся побледнела и попыталась увести его, но Вотт попросил его не расстраивать всю честную компанию, и в итоге под предлогом головной боли она ушла. Не знаю, о чем думал этот парень, соглашаясь на такое; может, бренди в голову ударило. Так или иначе, свет в зале приглушили, достали обычные приспособления: крутящийся диск, все как положено. Сквайр, к изумлению Вотта, упал как подкошенный. Поначалу мы подумали, что он просто во власти винных паров, но затем Вотт начал задавать вопросы, и тот отвечал хоть и медленно, но четко. Имя, возраст и так далее. Уверен, что Вотт хотел, чтобы его подопытный постоял на голове, надел жилетку задом наперед или что-то в этом духе, но не успел он начать, как мужчина заговорил. Он к кому-то обращался. К какой-то женщине. И он сразу так изменился, это было просто поразительно.

Сэр Джеффри, когда пребывал в нужном настроении, умел неплохо изображать других, и теперь он превратился в загипнотизированного сквайра. Глаза его заблестели, рот приоткрылся (усы, правда, все так же стояли торчком), одну руку он поднял, словно силясь отогнать докучливого духа.

— «Нет, — говорит он. — Оставь меня. Закрой эти глаза… о, эти глаза. Почему? Почему? Оденься, о боже!»

Казалось, он сильно мучается. Конечно, Вотт должен был сразу же разбудить его, но он, как, признаюсь, и все мы, был заворожен зрелищем.

«С кем ты разговариваешь?» — спросил Вотт.

«С ней, — говорит сквайр. — С иностранкой. Женщина с когтями. Кошка».

«Как ее зовут?»

«Баст».

«Как она попала сюда?»

Тут сквайр ненадолго замолчал. А затем он дал сразу три ответа:

«Из-под земли. По причине отсутствия спроса. На „Джоне Диринге“».

Этот последний ответ сильно удивил Вотта. Позже он рассказал мне, что «Джоном Дирингом» называлось грузовое судно. Оно регулярно курсировало между Александрией и Ливерпулем.

«Где ты видишь ее?» — спросил Вотт.

«В стогах пшеницы».

— Он, видимо, имел в виду паб, — вставил я слово.

— Не думаю, — мрачно отозвался сэр Джеффри. — Дальше он продолжал распространяться о пшеничных стогах, становился все оживленнее, хотя понимать его стало сложнее. И он начал издавать звуки… ну, как бы объяснить. Он тяжело задышал, и его движения…

— Кажется, я понял.

— Хм. Не думаю, на самом деле. Потому что я в своей жизни не видел ничего более удивительного. Этот человек занимался любовью с кем-то, кого он называл кошкой. Или стогом пшеницы.

— То имя, которое он назвал, — сказал я. — Оно египетское. Богиня, считается покровительницей кошек.

— Именно! И вот, в самый разгар этого ритуала Вотт все же собрался с мыслями и дал сквайру приказ проснуться. Тот выглядел ошарашенным; с него градом катился пот, и, когда он доставал из кармана носовой платок, рука его тряслась. Казалось, он одновременно пристыжен и доволен, как… как…

— Как кошка, которая съела канарейку.

— Да вы мастер сравнений! Он оглядел собравшихся и спросил застенчиво, не опозорился ли он каким-нибудь образом. Старина, мы были просто вынуждены его успокоить.

Внезапно перед нами материализовался Барнетт. Вид у него был такой, будто он собирается изречь какое-то трагическое и неотвратимое пророчество. Впрочем, так он выглядел всегда. Он всего лишь сообщил нам, что начался дождь. Я попросил виски с содовой. Пока мы общались с Барнеттом, сэр Джеффри сидел, погруженный в свои мысли. Когда он заговорил снова, то голос его звучал задумчиво.

— Не правда ли, странно, — сказал он. — Как естественно для нас думать о кошках в женском роде, хотя всем отлично известно, что эти животные бывают обоих полов. Насколько я знаю, в других частях света люди чувствуют абсолютно так же. Например, если в сказке кошка оборачивается человеком, то всегда становится женщиной.

— Глаза, — сказал я. — Движения. Все эти изгибы.

— И независимый вид, — добавил сэр Джеффри. — Естественно, это лишь маска. Кошка всегда зависит от человека, хотя и не считает так.

— И непринужденность.

— И коварство.

— Возвращаясь к эпидемии, — сказал я, — не понимаю, как одна-единственная помешанная да сквайр под гипнозом могут считаться целым поветрием.

— О, так дело на том не кончилось, вовсе нет. Всю осень по графству проносился, так сказать, шквал разводов и судебных исков о супружеской неверности. Один самоубийца оставил такую записку: «Я не могу обладать ею и не могу жить без нее». Не одна фермерская жена, прожив много лет в мире и согласии со своим мужем и нарожав уйму детей, собирала вещи и возвращалась жить к престарелым родителям. Ну и так далее.