Майкл Бишоп - Сказки о воображаемых чудесах [сборник]

Какие тут все милые!

— Я хочу заявить о своих ногах. И о лапках моего кота.

Врач не верит, что мои ноги предсказывают несчастья. Прямо он об этом не сообщает, но догадаться можно.

— Ну что ж, — говорит он, — тут повсюду столько несчастий, что только предсказывай и предсказывай.

У него узкие черные усики. Такие усы всегда действуют на меня угнетающе, но на самом деле он довольно милый человек.

— Это что-то очень, очень масштабное. Вроде торнадо, или землетрясения, или огромного грязевого оползня. Все зальет грязью, насколько хватает глаз.

— Где вы живете? Вы вообще едите?

— Да, ем, и рыбы много ем. Знаю, что она полезная.

Не хочу, чтобы он считал меня безграмотной бродяжкой.

— Если пройти немного дальше по дороге, вы увидите приют. Там можно бесплатно поесть.

— А кошачий корм у них есть?

— Вам есть, где жить?

— Но, доктор, это мое дрожание… Оно становится все сильнее. Я думала, вам может быть интересно. Я думала, вы захотите взглянуть.

— Беспокоиться не о чем. У пожилых часто подергиваются конечности. Это от нервов. Давайте я напишу вам адрес приюта, вам там помогут.

Но я боюсь, что меня там запрут. Мне придется остаться здесь, и, если несчастье случится где-то поблизости, я не смогу сбежать.

Говорю, что сразу же туда и отправлюсь. Но на самом деле я туда не пойду.

— Если подождете немного, я могу вас отвезти.

— Я, пожалуй, лучше пройдусь.

Он не отпускает меня, пока я не показываю, сколько у меня денег. Их у меня осталось порядочно. А еще я показываю ему витамины и масло из печени трески. (Мы с Нэтти вместе его принимаем.) Доктор впечатлен.

Но хоть за прием он много не берет. Хотя он ничего и не сделал, просто сказал мне, что у меня все хорошо.

Да, грядет что-то плохое… То есть большое несчастье… А в мире столько славных людей, вроде этих из больницы. Жаль, что так многим придется умереть. Я пытаюсь сказать им, но они не хотят слушать.

И в бесплатную столовую я не иду, хотя обед пришелся бы кстати. Я уже давно не ела овощей. Но я волнуюсь: вдруг меня остановят. Знаю, что со стороны это выглядит, мягко говоря, странно: старушка с огромным тюком идет пешком — пешком! — через всю страну. Надо бы придумать хороший повод. Может, сказать, что это мой марафон против рака груди? Почему я раньше до этого не додумалась?

К вечеру я все-таки добираюсь до холма. Дорога петляет. Она все еще широкая: четыре полосы. Придется непросто. И еще это опасно. Наверняка часто бывают оползни.

Я с трудом продолжаю идти. Негде остановиться на ночлег. Одни уклоны и косогоры.

Рядом со мной останавливается серебристая спортивная машина. Верх откинут. Это доктор. Да, такая машина хорошо подходит под его усы. Что же он здесь делает?

Он говорит, что ему не нравится мой вид. Уже смеркается. Неужто он так хорошо может меня разглядеть?

Он открыл багажник:

— Ставьте свою тележку внутрь.

Я схожу на придорожные камни. Он не может последовать за мной. Он же в машине.

Но вот он выходит и открывает для меня пассажирскую дверь:

— Я вас отвезу.

Слава Богу, что уже почти стемнело. А в тени булыжников, где притаились мы с Нэтти, и того темнее. Нэтти — котик разговорчивый, но он знает, когда лучше помолчать.

Доктор несколько раз кричит мне: «Я могу помочь!»

Вот уж чего мне не надо, так это помощи.

Наконец он уезжает.

И что теперь? Меня что, будут преследовать? Чтобы схватить сумасшедшую? Стоит ли мне еще о чем-то беспокоиться? И какое им вообще дело?

Буду идти всю ночь. Так безопаснее.

Когда мимо проезжает машина, я прячусь в канаве. С моей тележкой и прочим скарбом это не так уж просто. Но хотя бы машины видно издалека.

Мы доходим до вершины холма. Теперь — и довольно долго, к счастью, — дорога снова будет идти прямо.

Наконец мне приходится остановиться и заснуть прямо здесь, в канаве.

Утром я вижу, что кто-то идет далеко, далеко, далеко впереди меня — я бы сказала, километрах в девяти. Здесь дорога такая ровная, такая прямая, да и деревьев так мало, что видно очень далеко. До следующего холма, как мне кажется, километров восемнадцать.

Часы идут, и я приближаюсь к незнакомцу. Он не останавливается отдохнуть. И я тоже. А что, если он тоже чувствует что-то странное? Чем нас будет больше, тем безопаснее. Ну, для меня, во всяком случае. Может, если доктор увидит, что я не одна… а особенно, что со мной мужчина… он больше не будет меня беспокоить.

От надежды я вся трясусь. Может, есть кто-то еще, кто знает то, что знаем мы с Нэтти. Он не подумает, что я свихнулась.

И вот наконец он присел. Через полчаса я его догоняю, и затем прохожу мимо него, чтобы как следует разглядеть.

Мы оба немолоды. Оба исхудали от долгой ходьбы. Оба загорели на солнце, у обоих обветрились губы. На нас большие шляпы. Я раздобыла свою, когда стала задумываться о том, как буду пересекать пустыню.

Он таращится на меня, когда я прохожу мимо. Ему так же интересно узнать обо мне, как и мне — о нем. Его тележка гораздо больше и прочнее моей. Даже больше похожа на тачку. Он обвязал себя канатом и другой конец прицепил к тележке, чтобы можно было ее тащить. Не удивлюсь, если у него нет палатки. А сверху привязана сковородка. Бьюсь об заклад, ему автостопом прокатиться не удалось ни разу. Слишком много вещей.

Для отдыха он нашел приятное местечко. Там течет ручей, и вдоль берегов даже растут несколько чахлых тополей. Не то чтобы они давали много тени… Под дорогой проходит водопроводная труба на случай, когда в ручье есть вода. Вот там, наверное, он справляет малую нужду.

Я разворачиваюсь и иду назад.

На вид он напоминает деревенского жителя… крестьянина, может… хотя сейчас, наверное, я тоже на горожанку не похожа.

Перед тем как присесть (не слишком близко к нему), я гляжу на небо. Там, на дороге, этого неба — хоть завались.

Я говорю:

— Пока что все в порядке.

Он не снисходит до ответа. И так понятно, что пока все хорошо.

Мы сидим, ничего не говоря, но я не знаю, это неловкое молчание или все-таки ловкое.

Единственным, кто задает вопрос, оказывается Нэтти: «Мяу?»

Когда мужчина встает, чтобы продолжить путь, я следую его примеру. Он не просил меня идти с ним, но от моего общества и не отказывался.

Уже вечер, и то место отлично подходило для ночевки, но он все равно уходит. Может, он пытается от нас отделаться? Некоторые просто не любят кошек.

Он собирается идти всю ночь? Я не решаюсь спросить. Если спрошу, возможно, он скажет мне не идти за ним.

Мы все идем и идем. Ближе к утру он подходит к чахлой рощице. Я стою метрах в тридцати позади него, чтобы не беспокоить. Я падаю прямо у дороги. Можно сказать, в канаву. По крайней мере, тут достаточно уединенно: вдоль дороги растут кусты. Почти как по берегам реки. У меня даже не хватает сил достать нам банку кошачьего корма.