Майкл Бишоп - Сказки о воображаемых чудесах [сборник]

На мгновение наступила тишина. Этого мгновения было достаточно, чтобы понять: она знает, что он имеет в виду, и он знает, что она это знает, и, ну, остальное понятно. Я подумал было, что она в негодовании отвергнет его предложение, но нет; она просто сказала «Идет». И они вместе удалились.

Я почти не сомневаюсь, что тогда-то все и началось, потому что потом их часто видели вместе за кулисами или в коридоре у гримерок. Они просто болтали: никаких прикосновений, ничего такого, и, по-моему, им казалось, что они жуть какие осторожные, но уже очень скоро поползли слухи. Вы же знаете, как разлетаются такие новости на гастролях, когда артистам нечем заняться, кроме сплетен.

У меня все не выходит из памяти то, что сказала одна из актрис. Она сказала: «Интересно, что бы случилось, если бы Бель узнала». Разумеется, она говорила про Белинду Кортеней. Да-да, та самая Белинда Кортеней. Да, в свое время она была одной из девчонок Родди, только не говорите ей, что я проболтался. На следующей неделе у меня интервью с «Нэншнл», а вы знаете, как там считаются с ее мнением. На самом деле я-то думал тогда, что они с Бель Кортеней больше не вместе, но, очевидно, мое мнение разделяли не все.

Порой Иоланда изливала мне душу. Наверное, это потому, что мне можно было доверять, да и, как говорится, она знала, что я в курсе. Я старался выступать в роли доброго и мудрого советника: ну вы знаете, как легко входишь в такие роли, особенно если ты актер. Я был для нее старым добрым дядюшкой Годфри, и, боюсь, сам я тоже воспринимал себя именно так. Иоланда была славной девочкой, но таким ребенком! Она просто помешалась на Родди и выспрашивала у меня о каждой мелочи: подробности его карьеры, любимые книги и блюда… Все на свете! Мне, правда, кажется, что она надеялась, будто ради нее он расстанется с леди Марджери. Она говорила: «Знаете, они ведь уже восемь лет не спят вместе». Я сдержался и не сказал, что той же басней он кормил и всех остальных девушек. Это была лишь догадка, но, может, мне все-таки стоило ею тогда поделиться.

Ну что ж, в октябре гастроли подошли к концу. Мы в последний раз выступили — довольно успешно, надо сказать, — в театре «Ройал Ричмонд» — это было одно из тех мест, которое, по традиции, считалось последним шагом на дороге в Вест-Энд, но судьба распорядилась иначе. Во время гастролей речь о каком-то вест-эндском театре заходила несколько раз, но то были пустые разговоры. С такой огромной труппой нам нужен был зал не меньше чем в тысячу мест, и это только чтобы покрыть расходы, а все крупные театры тогда были, как нарочно, под завязку забиты американскими мюзиклами.

Итак, наша компания разбрелась в разные стороны, но мы с Иоландой оставались на связи. Мне казалось, ей нужно говорить с кем-то о Родди. Остальные друзья вряд ли бы смогли ее понять. Они были далеки от театрального мира и, сказать по правде, все были со странностями: называли себя «ароматерапевтами», «консультантами по фэн-шуй», «музыкантами», «целителями»… При помощи таких эвфемизмов люди без серьезной работы зачастую пытаются смириться с собственной бесполезностью. Простите, во мне говорят мои предрассудки, — а может, это просто виски.

У нее была маленькая квартирка над кондитерской на Сент-Джонс-Вуд-Хай-стрит. Порой она, не считаясь со временем суток, приглашала меня на чашку травяного чая и, если мне везло, на ломтик морковного пирога. Разговаривали мы всегда об одном и том же: о Родди. Они все еще виделись; время от времени он увозил ее на выходные в Париж или Торки — у него там была пришвартована яхта, — но, побывав у нее дома пару раз, он туда больше не заглядывал. Говорил, что у него аллергия на кота. Согласитесь, причина вполне веская. Сам я скорее люблю кошек, чем нет, но тот экземпляр, которого приютила Иоланда, был не из красавчиков. Бродячий престарелый кастрат с обвисшим брюхом, вечно важничал и обожал консервы из сардин. Иоланда, видите ли, была из людей, которых неудержимо тянет к существам еще более беззащитным, чем они сами.

Иоланда назвала своего кота Родди — по-моему, это была большая ошибка. Не знаю, называла ли она так своего питомца в присутствии другого Родди, но если да, то это хорошо объясняет его аллергию.

Я еще как-то держался на плаву: то озвучка подвернется, то пиво пригласят рекламировать, но Иоланда к концу ноября совсем осталась без работы, и это настораживало. Она работала на полставки в книжном магазине неподалеку. Денег это много не приносило, но дело было не только в этом. Игра в театре — сильный наркотик: стоит привыкнуть, и все, тебе постоянно нужна новая доза. Иоланда рассказала мне, что Родди предложил «одолжить» ей денег, и она с возмущением от них отказалась. Он все реже виделся с ней. В декабре он уехал на съемки в Испанию, а потом, уже накануне Рождества, случилось нечто, благодаря чему она смогла выбраться из болота тоски, куда уже наполовину погрузилась. Ей пришла открытка от Родди, и в ней содержалось послание.

За травяным чаем Иоланда взволнованно протянула мне открытку. По телефону она отказалась сообщать мне подробности, потому-то я и пришел. Я едва успел глотнуть ромашки с одуванчиком — гнусное пойло, поверьте мне на слово, и близко к нему не подходите! — как она уже всучила мне карточку Актерского Благотворительного фонда. На ней было начертано следующее:

Дорогая Кошечка!

Съемки почти закончились. Скучать я по ним не буду. Еда у испанцев омерзительная: все плавает в масле. Вчера рухнул с лошади в полных доспехах. Серьезно. Кошечка, в следующем году я собираюсь вывезти на гастроли «Короля Лира». Провел кое-какие переговоры, и театр в Вест-Энде теперь — дело решенное. Короче говоря, я хочу, чтобы ты стала моей Корделией. Ответ за тобой!

Должен признаться, что сначала отреагировал по-актерски: я ей позавидовал. Он ставил «Короля Лира», и для меня нашлось бы там множество ролей — Кент, может, даже Глостер, — почему же Родди мне ничего не написал? Но времени на обиды у меня не было; Иоланда спрашивала у меня, что ей делать. Я сказал ей, что ответ очевиден. Пусть ее агент свяжется с «Навигейтор Продакшнс» и примет предложение. Иоланда сказала, что так и поступила.

Затем между нами завязался длинный муторный разговор; она все уверяла, что не подходит для роли — она никогда не играла Шекспира на большой сцене, — а я, как от меня и требовалось, доказывал ей, что из нее получится восхитительная Корделия. Я посчитал, что было бы невежливо говорить, что одним из ее главных преимуществ на сей раз выступал ее вес: в ней было около пятидесяти килограммов. Понимаете, немолодому актеру, что будет играть Лира, придется в конце пьесы выносить ее на сцену, поэтому надо принимать во внимание, сколько весит актриса, — ведь делать ему это надо будет не один раз. Я уверен, Родди наверняка это учел.