Алексей Калинин - Игры Огня

Ребята поспешили прочь, унося свою добычу, когда их окликнул веселый голос:

— Эй, щипачи-неумехи, тормознитесь! Базар есть!

Когда проводились первые опыты по крионике, доктора не знали — смогут ожить их пациенты в дальнейшем или так и останутся замороженными кусками мяса. Поэтому в лед шли люди с неизлечимыми болезнями, несчастные страдальцы, которым осталось жить два понедельника. Они уже приговорены к смерти, им всё равно. Так и было: спали в ожидании пробуждения существа с раковыми опухолями размером с теннисный мяч, спали подхватившие СПИД рок-звезды, спали толстосумы, которым даже всё состояние не помогало вылечиться от смертельных заболеваний. Спали и ждали своего часа. Оживут ли люди после разморозки? Этого не знал никто.

Не знали, пока не получилось оживить замороженное животное. Люди со всего мира следили за пробуждением сурка Джона, а этот зверек даже не осознавал своей значимости для огромных двуногих созданий, которые суетились возле него днями напролет. Его заморозили. И он стал первой размороженной ласточкой. Спустя две недели хомяк ожил и даже смог завести потомство, клетки почти полностью восстановились, соображал не хуже прежнего, единственно — иногда замирал на месте на несколько секунд, но это такие мелочи, по сравнению с тем, что он смог вернуться к жизни, которая была до заморозки. Акции криодепозитариев взлетели на астрономическую высоту, люди поверили в мир будущего!

Никто не знал, кому первому пришла в голову идея использовать преступников-смертников на благо общества. Замораживать и разбирать людей на запчасти. Но была бы идея, а исполнители найдутся — замороженные органы оттаивали и долго ещё служили своим новым хозяевам, пока прежние лежали в ледяных гробах. Своеобразные доноры-Белоснежки…

Темнота… космическая темнота черной дыры… полное отсутствие света…

Стуки и царапание за стенкой… Мозг живет… Всё тело заморожено, но мысли продолжают двигаться… Медленно, как улитка по стволу двухсотлетнего баобаба… Холода нет, тепла нет… ничего нет… лишь изредка стук и царапанье.

Редкие периоды проблесков… вроде бы они есть, а вроде и нет — замороженный мозг не успевает фиксировать. Так летом можно увидеть далекую тучу и тонюсенькую, не толще волоска, молнию и в этот момент задаться вопросом — а была ли молния, или это зрение сыграло шутку?

Игорь находился в анабиозе долгое время. Очень долгое. Для бабочек-однодневок пронеслось семьдесят три тысячи пятьдесят жизней. Двести лет одиночества. Лишь редкие стуки за стенкой составляли компанию.

Кто это? И стучали ли вообще? Может это галлюцинации? А может он сам чья-то галлюцинация?

Голова профессора Доуэля могла щуриться, болтать, шевелить ушами — хоть какое-то развлечение. Игорь лежал в камере без движения. Он даже не знал — есть у него органы или остался один мозг? Кусок бывшего преступника. Секунды сливались в минуты, минуты в дни, дни в года. Два столетия… Он успел пожалеть, что не выбрал смерть.

Всего две секунды боли… и свободен. Две секунды или два столетия… Как говорят одесситы: «Это две большие разницы!»

Однако всё рано или поздно заканчивается и также закончилось пребывание в состоянии заморозки. Сознание приходило постепенно. Сначала пришла боль. Жуткая, рвущая на части, словно в тело вцепились миллионы пассатижей и каждый потянул в свою сторону. Забирались под кожу, вытягивали сухожилия, немилосердно обрывали волокна тугого мяса.

Темнота и жгучая боль — вот два спутника, которые поприветствовали Игоря. Дикий крик снаружи дал понять, что кто-то ещё размораживается. Крик Игоря заполнил холодное пространство камеры. Тело понемногу приобретало чувствительность. В каждую молекулу тела втыкались раскаленные иглы, они отбрасывали ненужные атомы прочь, а те упорно лезли обратно, на привычные места. Крики рвались один за другим, Игорь даже не пытался их сдерживать — так больно не было никогда. А кричал ли он? И кричал ли кто-то другой? Или это снова галлюцинация?

Крышка криогенной камеры отъехала в сторону. Игорь попытался зажмуриться от яркого света — не получилось. Он сумел только подумать об этом, за двести лет мышцы атрофировались и пришли в полную негодность. Если к этому прибавить заледеневшую кровь, то можно понять состояние Игоря.

Он не видел ничего — корка льда покрывала глаза, он не слышал ничего — толстые пробки закрыли ушные проходы. Только слепящее пятно белого света… Оно было нестерпимо ярким, обжигающим. Оно причиняло боль ничуть не меньшую, чем оттаивающее тело и… сознание Игоря провалилось в спасительную темноту. Туда, где оно находилось около двухсот лет. К знакомым и родным галлюцинациям…

Две фигуры в костюмах из серебристой ткани вызвали бы у Игоря ассоциацию со старинными водолазами, если бы он их увидел. Хотя нет — шлемы были в полтора раза меньше и не скручивались толстые шланги для воздуха. «Водолазы» осмотрели лежащих людей, переглянулись.

— Они ещё живы… — глухо раздалось из-под забрала.

— Прекрасно, значит, у нас появились очередные кандидаты на Игры Огня, — последовал ответ второго «водолаза».

Одна из фигур показала на синий круг в центре заброшенной лаборатории. Пришельцы синхронно пробежали пальцами по приборчику, напоминающему наручные часы, и под контейнерами возникли неровные черные пятна. На вид это напоминало разлитый черничный сок.

«Сок» застыл в мгновение ока и фигуры вытянули руки с прибочиками-часами вперед — в такой позе со времен Советского союза ставили памятники дедушке Ленину. Застывший «сок» оторвал от пола тяжелые камеры, и они поплыли пушинками именно туда, куда им указывали пародии на советского вождя.

Черные кляксы донесли контейнеры до круглой платформы. Фигуры в костюмах нажали на приборчики и кляксы растаяли в воздухе, словно их и не было. Серые ящики остались лежать на синем круге.

Одна из фигур осмотрела помещение, в её черном стекле шлема отразились облупленные стены в потеках, искривленные столы с неработающими старинными компьютерами, склянки разбитых колб. В здании царили хаос и запустение, какое бывает на заброшенных складах, откуда в спешке эвакуировали сотрудников. Клочья паутины трепетали на ветру. Свежий поток воздуха врывался в разбитые окна и гонял по грязному полу бумажные обрывки.

Вторая фигура в это время пыталась привести в рабочее состояние платформу разморозки. Увы, старинный компьютер отказывался подавать признаки жизни. Из отверстия процессора выполз недовольный таракан и уставился на фигуры в костюмах. Когда же один из «водолазов» потянулся к нему, то насекомое шмыгнуло прочь, соскочило со стола и успешно запуталось в густой сети. Толстый паук поспешил к пиршеству, неожиданно упавшему с неба.