Михаил Савеличев - Черный ферзь [litres]

И словно бы прочитав эти мысли Сердолика, его бывшая жена вдруг отчаянно выкрикнула в столь ненавистное лицо железного старца:

– Я не верю! Чепуха! Ваши обычные бредни о заговоре сверхцивилизации! Параноики! Вас лечить надо! Это же человек! Человек с большой буквы! Личность! Гордое звучание! А вы говорите, что между какими-то дурацкими штуками и Человеком имеется неразрывная связь… Мракобесие! Какая связь?! Только в вашем извращенном умишке каждый человек всего лишь винтик… функция… шестеренка в бездушном механизме! Поэтому вам и нужны всякие флакши-макши… вам кровь нужна! Вам плевать на богатый внутренний мир, на Высокую Теорию Прививания!

Они шли по болоту пока мировой свет не угас полностью. Однако промозглая густая темнота тут и там разбавилась огнями на вершинах причудливо изогнутых растений. Свет сочился сквозь плотную сморщенную кожуру стручков, и если приглядеться, то можно было увидеть, что они пронизаны густой сетью капилляров, внутри которых невидимое сердце гоняло зеленоватую кровь.

Сворден Ферц походя потрогал один из таких стручков и тут же пожалел об этом – ощущение такое, будто коснулся готового вот-вот лопнуть нарыва, где под твердой оболочкой скрывалась горячая, переливчатая гнилостная масса.

Сказать, что они шли, – преувеличение. Скорее, брели. А еще точнее – тащились, увязая по щиколотки в густой творожистой грязи, спотыкаясь о кочки и чуть ли не поминутно останавливаясь – отдышаться, соскрести с ботинок неподъемные наслоения спутанной травы, мочалистых корней, обильно сдобренными всякой здешней нечистью – букашками и червяками. А если говорить совсем без обиняков, то тащились только они с Хераусфордерером, как два огромных танка, невесть как занесенные в здешние гиблые места, оставляя после себя широченную колею, медленно заполняющуюся водою.

Мальчишка же, напротив, легко и беззаботно скакал с кочки на кочку, порой балансируя на одной ноге и махая руками, точно жучок. Вдобавок он весело насвистывал, а порой и вовсе начинал описывать вокруг Свордена Ферца и Хераусфордерера круги, запуская им в потные спины тяжелые комья грязи.

Сворден Ферц стоически не обращал на подобные выходки внимания, справедливо полагая – чем бы дитя не тешилось… Однако Хераусфордерер большим терпением не отличался и при каждом попадании ему по спине грязью все громче и громче повторял:

– Крайценхагельдоннерветтернохайнмаль! – пока вредный мальчишка не подловил момент, когда тот замер в неустойчивом равновесии на одной ноге, выбирая место посуше, и не залепил ему по затылку такую здоровенную кочку, что Хераусфордерер плашмя рухнул в грязь.

На удивление, после того как Сворден Ферц помог ему встать, Хераусфордерер впал в странное спокойствие. Он больше не ругался, не обращал внимания на сорванца и его проделки, погрузившись в глубокую задумчивость. Впрочем, мальчишке быстро надоело кидаться грязью, особенно после того, как Сворден Ферц весьма ловко перехватил его, проносящегося мимо, за лодыжки, и, перевернув вниз головой, с наслаждением макнул головой в лужу почище.

– И как там у вас на биостанции? – Сворден Ферц решил завести светский разговор с Хераусфордерером, чье сосредоточенное молчание его слегка обеспокоило. – Какие вести с передних фронтов науки?

– Воюем, – после непродолжительного молчания процедил Хераусфордерер. – Толку только никакого нет… Одни предатели, да провокаторы вокруг.

– И у вас тоже?

– Где их нет? – горько спросил Хераусфордерер. – Все хотят свой брод и желательно с буттером. Это ведь лучше, чем палкой по ребрам… или собаками… в клочья…

– Ну, если так подходить, – Сворден Ферц задумчиво почесал затылок, нащупал в волосах нечто извивающееся, присосавшееся к коже, со всей силы дернул и раздавил пиявку между пальцами. – Передний край науки, постоянные схватки с неизвестностью. Партизанские рейды вглубь вражеской территории. Захват “языков”, допросы с пристрастием. Только под пытками лес раскрывает перед нами свои секреты…

Херасфордерер внезапно остановился, повернул голову к Свордену Ферцу и спросил:

– А если сама природа берет вас в плен? Вы можете такое представить? Если уж фронт, если передний край наступления и одержания, то ведь и мы можем оказаться в плену?

– Не могу представить, – ответил Сворден Ферц. – Концентрационный лагерь, созданный природой для ученых, попавших к ней в плен?

Хераусфордерер ссутулился.

– Вас бьют, а вы молчите… Вас допрашивают, а вы молчите… Вас пытают… и тогда… тогда вы начинаете говорить… Это очень страшно… жутко оказаться один на один с безжалостной к своим врагам природой… Она умеет мстить… Без пощады. Когда я впервые попал на биостанцию, я впрямь думал, что угодил на передний край, на самый ожесточенный фронт, в прорыв, в наступательную операцию. Мы все работали… нет, – он потряс головой, разбрызгивая в стороны грязь с волос, – не так… мы вкалывали, как рабы на галерах, как каторжники в рудниках… понедельник начинался даже не в субботу, а намного раньше… Не было времени ни поспать, ни поесть… Черт! Не было времени даже на туалет, поэтому мы отчаянно завидовали тем, чьи лаборатории разместились прямо в сортирах, потому что свободного места тоже не было… Мы спали на письменных столах, питались черте чем, давно сожрав самые неприкосновенные из всех неприкосновенных запасов, справляли нужду в грязные пробирки… И мы готовы были терпеть все эти лишения, потому что верили – вот в этих пробирках… то есть, в других пробирках варится, синтезируется счастье человеческое!

Он замолчал и поплелся дальше, приволакивая ногу. Ботинок как-то неестественно вывернулся, загребал кучи грязи, мешая движению, но Хераусфордерер не обращал на это внимания, тяжело, с хрипом и клекотанием дыша, вцепившись руками в свою цыплячью грудь.

Мальчишка порой забегал вперед, заглядывал ему в лицо, но так и не решался залепить кочкой, которую таскал за собой, намотав на кулак длинную траву.

– В неизвестность нельзя углубляться слишком далеко, – сказал Хераусхоферер. – Всегда нужно следить, чтобы не пропустить точку невозвращения. Иначе не сможешь вернуться и рассказать. И тогда окажешься в плену. Нет… Сначала окажешься в “котле”. Знаете, что такое “котел”?

– В котлах варят грешников, – встрял мальчишка.

– Устами младенца, – грустно покивал Хераусхоферер. – “Котел” – это когда впереди тебя танки, позади тебя танки, танки слева, танки справа… Напряжение исследований возрастало, сопротивление материала преодолевалось с таким трудом, что вскоре ни у кого рука не поднималась написать очередной отчет на базу. Да и какой в них толк? Они бы нас все равно не поняли. Мы ушли так далеко, что никто не смог бы вернуться из тех научных дебрей и рассказать – о чем же идет речь… А затем, в пылу тяжелых позиционных боев, в окружении, почти без боезапасов и продовольствия… Мы и не заметили как все оказались в плену. Вся биостанция. Весь цвет науки и все ее поденщики. В плену, в концлагере…