Сергей Синякин - Ветеран Армагеддона [сборник]

Первой принялась расхаживать на задних лапах Миами. Кажется, она сама удивилась неизвестно откуда взявшемуся желанию ходить на задних лапах. Делала она это по вечерам, когда в доме никого кроме Аркана не было. Видно было, что подобное хождение Миами неприятно, но вместе с тем было похоже, что самочку обуревает болезненное и извращенное любопытство. Самцы на ее хождение смотрели с недоумением, а Багира, когда детеныш попробовал проделать это в клетке, просто наградила своего детеныша короткой и стремительной, как черная молния, оплеухой. Миами обиделась, убежала в комнату Аркана и долго жаловалась служителю на жестокость матери.

Аркан принялся ее утешать, почесывая загривок и заметно поредевшие баки, самочка заурчала, вытягиваясь и подставляя пальцам мордочку, а потом разлеглась на спине, давая Аркану гладить свой упругий теплый животик, и в этот момент она больше походила на обиженного ребенка, который требует ласки.

Но попыток своих Миами не бросила. Вскоре она уже довольно быстро и уверенно шкандыляла на задних лапках, только для скорости передвижения прибегая ко всем четырем. Мать, например, позовет, Аркан кормить станет или место у окна занять надо получше.

Окно детей пантеры завораживало. Оно для них было, как телевизор для Аркана. В окно они могли смотреть часами, хотя и виден-то из него был дворик, с гуляющей по нему овчаркой Динкой, несколько тополей, на которых отчаянно чирикали воробьи, да кусок синего неба с проплывающими по нему облаками. Но котята видели в окно что-то недоступное им, и это недоступное манило их больше, чем похлебка, которую варил Аркан. А чего удивляться? Аркан не удивлялся. Он по себе знал, как тоскливо манит живое существо воля. Особенно весной, когда холмы за стенами с колючей проволокой покрываются зеленой травой, когда небеса становятся пронзительно синими и в воздухе начинают жужжать пчелы. Сколько дураков не выдерживало и начинало строить планы побегов. Одни, помнится, даже из мотопилы «Дружба» и упаковочной черной бумаги смастерили себе дельтаплан, да конструктора из них оказались хреновые, мощности у их аппарата не хватило, чтобы вытянуть двоих — так и повисли на колючке, что отгораживала зону от свободы.

Вторым встал на задние лапы Ксеркс. То ли он решил подражать сестричке, то ли у него самого возникла такая потребность, только пошел он сразу и уверенно. А за ним потянулись Ксанф с Ксиром. Ксеркс-то у них был за лидера, они ему даже у миски с едой подражали. Поначалу Аркан наблюдал за животными с веселым недоумением и снисходительностью — ишь цирк устроили! Потом начал потихоньку беспокоиться. Могли ведь Федор Захарович с лаборантами заметить. Доложат Михилю, и снова от него взбучку получишь — почему не сообщил? После некоторых раздумий Аркан начал ругать пантерят за их неправильное хождение. Положено вам на четырех костях передвигаться, нечего на задние лапки становиться. Чай не собаки, никто вас выслуживаться не заставляет! Но котята упрямились, видно было, что хождение на задних лапках им удовольствие доставляет.

Скрепя сердце, Аркан доложил о происходящем Михилю. Тот выслушал, недоверчиво улыбаясь, и пошел советоваться с графом, как для себя называл Ланского Аркан.

Федор Захарович появился в виварии в крайнем возбуждении, даже резиновые перчатки не снял. Наверное, опять у себя в операционной кролика очередного потрошил. Глазки в контейнер специальный с холодильником, шкурку на выделку, мясо пантерам или на рынок для продажи. Теперь Аркан с Лехой только черепа кролов закапывали. Все остальное в дело шло.

Ланской заставил Аркана все рассказать еще раз. Глаза у него сияли, словно у этого научного графа срок закончился или медаль ему какую выдали за его научные труды. Выслушав Аркана, Ланской повернулся к Михилю.

— А ведь получилось, Николай Николаевич! — радостно объявил он. — Все признаки налицо. Частичная потеря волосяного покрова, прямохождение, внимание, прямо скажем, совсем не животное. Кажется, мы на верном пути!

— Тише! — осадил восторг эскулапа Михиль и выразительно кивнул на Аркана. — Ему-то ваши мудреные штуки зачем?

Аркан почему-то почувствовал себя обиженным, и эта обида толкнула его на еще один непродуманный шаг.

— Это… — неловко сказал он. — Они даже книжки сами читают, Михиль. — И, увидев жадное недоверие в глазах Ланского, добавил: — Честное слово!

— Рассказывай! — бросил Михиль.

И Аркан рассказал все: и про книгу, которую он уже вторую неделю оставлял для Миами в клетке, и про то, как детеныши слушают его чтение, и про то, как они на Витька согласованно напали, и даже про то, что совсем не обязательно было рассказывать — о том, как котята толпятся у окна и смотрят на улицу и какие у них при этом глаза.

— Ладно, иди, — сказал Михиль. — У нас тут серьезный разговор намечается.

Аркан вышел, чувствуя себя оплеванным, как стукач, который заложил куму всю свою кентовку. Он вошел в свою комнату, нашел в тумбочке припрятанный пузырек со спиртом, вылил содержимое пузырька в большую эмалированную кружку и выпил, чувствуя, как спирт сушит губы и приятно обжигает пищевод. А когда он поставил кружку на стол, то вся четверка сидела прямо перед ним — и Ксанф, и Ксеркс, и Ксир, и Миами — все они сидели, выжидательно глядя на человека. Аркан вытер губы, пожевал черствый кусочек горбушки, и сказал, не глядя на животных:

— Ну, сдал я вас всех, сдал! А куда было деваться? В подвал? На улицу?

Миами подошла, тихонько и виновато мяукнула и, выгнувшись, нежно потерлась о его колени.

Аркан сел на корточки, гладя выгнутую спинку животного. Ксанф встал на задние лапы, положил передние на плечи человека и внимательно смотрел Аркану в лицо, словно хотел что-то сказать, но не мог. Аркану неожиданно стало стыдно, он встал, безнадежно махнул рукой и вышел на улицу. Стоял месяц май, и тополя цвели, по улице летел тополиный пух.

— Аркан! — послышался кислый голос Михиля. — Иди сюда, м-мать твою! Долго я тебя еще ждать буду?

Аркан огляделся, убедился, что за ним никто не наблюдает и злобно плюнул на землю. Но что же делать, когда хозяин зовет?

Идти надо было, очередные умные инструкции получать. И Аркан пошел обратно в дом, ненавидя и презирая себя за проявленную бесхребетность. Уж чего-чего, а за язык его сегодня никто не тянул!

А инструкции Михиля были просты и конкретны. Как шапка из кролика. Никуда не отлучаться, за детьми Багиры смотреть пуще глаза, обо всем необычном докладывать без размышлений. Читать им по вечерам больше прежнего, а если кто из котят интерес к книге проявит, книгу оставлять им на ночь, пусть даже они ее в клочья издерут.

Еще через два дня у котят Багиры появился свой самый настоящий учитель. Была это юная взбалмошная девица, годков этак двадцати пяти, смазливенькая и одетая с разными молодежными наворотами. Лаборанты, понятное дело, обрадовались, как самцы, начали к девице бить клинья. Девчоночку эту звали Ириной Викторовной, и была она всамоделишной учителкой из средней школы, но то ли характером с кем не сошлась, то ли директору не дала, а может, и наоборот — вела себя не по-школьному вольно, только в школе она долго не задержалась. Но сладко кушать Ирина Викторовна эта шибко любила, и колготки эти долбаные «Леванте», что по телевизору рекламируют, ей, видать, тоже по вкусу были, вот она и пошла работать к Михилю, тем более что тот ей такие деньги платил, что грабить Ирину Викторовну можно было каждую пятницу. Хотя кто там ее знает, за что ей Михиль платил, может, и не за педагогику ее кошачью, а за услады разные. Сейчас вообще мир на голову встал, раньше проститутки тайком на вокзале себя за трояк предлагали, теперь в газетах объявления публикуют и деньги большие имеют, иные на «мерседесах» катаются.